— Тем более что я обязан жизнью вам, Анна Александровна, и пока ничем не заплатил за это.
— Ну, это впереди, а вот сейчас, Евгений Александрович, вы можете частично расплатиться с долгом. — Анна Александровна улыбнулась. — Могли бы вы пойти на некоторую жертву?
— На любую, — горячо сказал я.
Она встала, открыла шкаф и, достав оттуда перевязанную стопку моих документов, паспортов и валюты, молча положила их возле меня.
Признаюсь, у меня екнуло сердце.
— Нам нужны ваши иностранные паспорта, причем один из семейных, то есть на мужа и жену, вы оставьте себе… он вам еще пригодится… а остальные дайте нам.
И все трое молча взглянули на меня.
— Понимаете, нам сейчас в связи с эвакуацией очень нужны два-три иностранных паспорта. У вас их четыре, вам же нужен всего один. Оставьте себе любой семейный паспорт, остальные передайте нам, — тихо произнес молчавший все это время капитан.
Я обвел всех глазами. Стало, ясно: затевалась какая-то непонятная мне игра, и паспорта действительно были им необходимы. Да и в самом деле, на кой черт нужны мне четыре паспорта…
— С радостью, — ответил я. — Вот уж и отпала часть моего долга вам, Анна Александровна. Только я возьму себе одиночный, зачем мне семейный паспорт, когда я один…
— Нет, вы не один… По вашему паспорту поеду я, как ваша жена. Вам это безразлично, а мне в Стамбуле, в чужом городе, среди всей этой разнузданной, охваченной паникой и безумием толпы, спокойнее станет, если…
— Вы будете фиктивным мужем… всего на две-три недели, — закончил начатую Анной Александровной фразу артиллерист.
— Господа, я понимаю, что создается какая-то ситуация… — начал я.
— Скажите, только честно, Евгений Александрович: они фальшивые? Насколько опасно пользоваться ими? — не слушая меня, спросил штатский.
— Все паспорта настоящие. Выданы они законно, из генеральных консульств. Необходимо только знать языки и обычаи этих стран.
Штатский удовлетворенно кивнул головой.
— Все-таки я закончу мою мысль, господа. Берите эти паспорта, оставьте мне румынский, и мы с Анной Александровной превратимся в румынскую — чету барона и баронессу Думитреску.
Все трое встали, окружили меня и крепко пожали мне руку.
— Как думаешь, Андрей, я не ошиблась? — спросила артиллериста Анна Александровна.
— Нет, не ошиблась, — одновременно ответили оба ее гостя.
— Теперь мы уйдем, — забирая документы, сказал офицер.
— Подождите минутку. Надо быть уверенными, что за господином Базилевским не увязался какой-нибудь шпик. Необходимо проверить это — Анна Александровна вышла из комнаты.
Минуту мы молчали, потом офицер-артиллерист тихо и очень дружелюбно обратился ко мне:
— Евгений Александрович, скажите нам по чести, что вас заставляет идти с нами, помогать нам, подвергая свою жизнь риску? Ведь не идея и не деньги же?
— Ни то и ни другое. Деньги у меня есть, идеи — никакой, да и откуда она могла взяться у Евгения Базилевского? Просто вы первые в жизни люди, заинтересовавшие меня. Я никогда не встречал таких…
— Так в чем же все-таки дело?
Я молчал, не находя слов. Чувство неловкости и тоски охватило меня.
— Может быть, вы… влюбились?
— Не знаю… — ответил я и отвернулся к окну.
В комнате стало тихо, и только с улицы доносились неясные шумы.
В коридоре послышались торопливые шаги Анны.
— Все спокойно. Вы можете идти. Ни пуха ни пера!
Потом Анна Александровна подошла к окну и долго прислушивалась к шумам улицы. Затем села рядом и ровным спокойным голосом заговорила:
— Евгений Александрович, вы человек умный и, несомненно, кое-что поняли в том, что сейчас было.
— Очень мало, честное слово, мало. Только мне ясно: вы и ваши друзья — не те, с которыми мы позавчера обманывали иностранцев.
Она молча улыбнулась.
— Слушайте, Евгений Александрович, повторяю, вы человек умный. То, что вы в юности запутались, может быть объяснено молодостью, средой и… соблазнами социального круга, в котором вы выросли. А это, как многое другое, и излечимо и проходит. Надо только понять это самому. И найти свое место в жизни.
— А зачем это? Свое место в жизни я знал до встречи с вами…
Анна чуточку покраснела и отодвинулась от меня.
— …и теперь знаю его. Куда поедете вы, Анна, туда и я. Первый раз в жизни меня пугает одиночество.
Она внимательно слушала меня.
— Вокруг много, сотни, может быть тысячи людей, а ты одинок… Один среди людей…
Она понимающе кивнула головой.
— Я еще не знаю, на что я вам нужен, но располагайте мною. До самой смерти я с вами и с теми, кто только что ушел отсюда. Самое для меня дорогое — что вы поверили мне.
Я низко поклонился и поцеловал ее руку.
— Но все же не могу понять, Анна Александровна, какую ценность представляю я для вас и ваших друзей в Стамбуле.
Она ответила не сразу, занятая укладкой платьев в чемодан.
— Не берите ничего лишнего, Евгений Александрович, только необходимое, — посоветовала она! — Что же касается вас, возможно, узнаете в Стамбуле.
— Значит, возможно и нет? — удивился я.
— Не спрашивайте ни о чем. А что это такое? — спросила она, видя, как я в раздумье открыл ларец, в котором были «рак», ручная дрель и флакон с нитроглицерином.