Господин К. на воле

— Я объясню, — продолжал старик. Шум поулегся. Козеф Й успел все же заметить, что не все были согласны со стариком. Некоторые проявляли свое несогласие с пеной у рта. Старик объяснил: — Этот человек, которого вы здесь видите, был освобожден, чтобы быть полезным им, им и только им!

— Отрицаю! — раздался выкрик.

— Истинная правда! — раздался другой.

— Пусть он сам сначала скажет, — раздался третий.

— Давай говори, — сказал старик и силой усадил Козефа Й. обратно на стул.

Снова установилось молчание. Козеф Й. не смог выдавить из себя ни слова.

— Видали? — крикнул старик. — Видали, кого они освобождают!

— Не по совести! — промычал человек с абсолютно беззубым ртом. — Он даже не знает, куда его привели. И мы его сюда привели не для того, чтобы судить.

Вихрь слов снова поднялся в воздухе, ударив по барабанным перепонкам Козефа Й. Кто-то был согласен со стариком и, значит, с тем фактом, что он, Козеф Й., представляет собой потенциальную опасность. Человек, освобожденный тамошними, может быть только человеком, целиком подчиненным тамошним. Или таким, который, рано или поздно, будет плясать под дудку тамошних. И даже если он, то есть Козеф Й. лично, не станет плясать под их дудку, он навечно останется символом той грязной свистопляски, которую придумали, в сущности, тамошние. Потому что известно: тамошние затеяли этим освобождением передачу послания, и только. Он, Козеф Й, по самому своему статусу освобожденного человека, был носителем послания.

«Какого еще послания?» — спросил кто-то.

«Они посылают ненависть и угрозу тем, кто освободился своею силой».

«Не забывайте, что этот человек купил нам лопату, кайло и моток веревки!» — раздался другой голос.

— К черту! К черту моток веревки! — исступленно и шепеляво завопил третий.

— Тихо! — гаркнул мегафон.

— У него есть право на защиту, как-никак, — сказал человек с веселым лицом.

— Защита будет, когда будет обвинение! — выкрикнул чей-то баритон.

Одно за другим высказывались самые разные мнения. И что если 50-бис был человеком тамошних? Они и сами тоже могли бы использовать его, как раз против тамошних. Как использовать их человека против них же? Очень просто, все возможно и все оправданно в борьбе против тамошних. Но Козеф Й. не сделал ничего плохого. А речь не о том, сделал или не сделал он кому-нибудь что-нибудь плохое. Он, 50-бис, чтоб его, не сделал ничего плохого, потому что не мог сделать ни хорошего, ни плохого. «Он когда-нибудь пытался бежать? Если пытался, пусть свидетельствует!» — крикнул белый как лунь старик. «Или хотя бы пришел прямо к нам», — сказал шепелявый. «Не пришел, потому что не знал», — проронил баритон. «Мразь», — прогоготал кто-то.

— Так не пойдет, — с достоинством осадил его мегафон.

— Человек имеет право знать, где он находится, и выбирать, — такого мнения был человек с надтреснутым голосом.

— Чего еще выбирать? — возмутился шепелявый.

— Голосовать! Голосовать! — раздался чей-то твердый голос.

Кое-кому идея понравилась, и они подхватили призыв: «Голосовать! Голосовать!»

Все больше и больше голосов требовали перехода к голосованию, и в конце концов все сборище голодных и оборванных людей заскандировало: «Голосовать!» Козефа Й. так захватил общий поток, что в какой-то миг и он открыл рот и чуть было не выкрикнул то же слово.

— Принято, — раздалось из мегафона, и вмиг крики смолкли.

Молчание отдавало торжественностью, и Козеф Й. почувствовал себя маленьким и жалким. Надо было бы сделать какой-то жест, чтобы завоевать симпатию этого мужского сборища, но ему ничего не приходило в голову. Единственное, на что он оказался способен, — это встать в почтительной позе.

— Кто за то, чтобы голосовать? — спросил мегафон, и все как один, подняли над головой правую руку.

Так прошло несколько минут удушающей тишины. Козеф Й. подумал, что если бы сейчас в воздух взлетела муха, она бы тут же сдохла от давления этой тишины.

— Принято, — еще раз сказал мегафон.

Руки опустились, но с некоторой замедленностью, издавая долгий шелест и звучно расшевеливая воздух.

— Кто за? — спросил мегафон.

От брутальности вопроса у Козефа Й. ощутимо перехватило дыхание. Вопрос был, похоже, куда серьезнее, чем он ожидал, и, похоже, касался его непосредственно. Удушливое волнение вернулось и из-за того, что на сей раз не все подняли руку. Секунды текли еще медленнее, чем при прошлом поднятии рук, и Козефу Й. хватило времени посмотреть в глаза почти всем, кто голосовал «за».

— Принято, — сказал мегафон, и руки — фыш-фыш — опустились. В тот же миг кто-то из первых рядов шепнул ему: «Порядок, вы прошли».

Козеф Й. перевел дух с некоторым облегчением, но тут же услышал снова голос мегафона:

— Кто против? — спросил мегафон.

И на сей раз поднялись руки, но Козеф Й. с первого взгляда понял, что их было гораздо меньше, чем «за». Ошеломляющее чувство счастья проникло ему в сердце, согревая все существо.

26