Предпринимая эти странные покупки, он опирался все на тот же энтузиазм, который он пробудил в городе. Его присутствие на улицах стало таким важным событием, что Козефу Й. уже мерещилось, будто весь город бросает все дела, лишь бы на минутку увидеть его. Взгляды жителей выражали уже не простую симпатию, а что-то совсем другое, что-то в буквальном смысле слова
— Господин Козеф, — говорили ему старички, — если мы можем помочь…
— Господин Козеф, — говорил ему старичок, хромой на одну ногу, — вот он я,
— И я всегда тут, — подхватывал господин Бруно.
Все взгляды были многозначительны и как бы говорили: мы верим в вас, господин Козеф, только подайте нам
В тот день, когда Козефу Й. понадобилось купить лопату, у него было впечатление, что все глаза говорят: да, господин Козеф, мы — те, кто может это
— Вы случайно не могли бы купить лопату? — как бы между прочим спросил он старичка, хромого на одну ногу, сидя с ним за столиком в корчме.
— Мог бы! — ответил старичок, хромой на одну ногу, вне себя от счастья.
В тот день, когда ему понадобилось купить кайло, все лица города выражали искательность его просьбы. Казалось, они ничего так не хотели, как купить Козефу Й. кайло. А в последующие дни все горели желанием купить ему веревку, топор, полотно пилы и все прочие столярные разности.
— Большое дело вы своротили, — заметил походя корчмарь без имени.
— Так держать! — подбодрил его первый старичок.
— Как нам повезло с вами, — шепнул ему второй старичок.
— Молодцом! — заключал каждую реплику третий старичок.
Поездки в город оканчивались почти всегда долгими минутами, проводимыми в корчме, минутами, которые растягивались до четверти часа, а через некоторое время и до получаса. Странным было, однако, что никогда к нему не подсаживались больше, чем один или два старичка. Чаще всего они вообще подходили по очереди и очень редко — по двое сразу. А народ на улице, даже если поджидал его кучно, немедленно после приветствия рассеивался в разные стороны.
С охранниками Козеф Й. уладил дело простейшим образом. Фабиусу он сказал: «Вот, купил лопату», — и по дороге держал лопату на коленях. Фабиус не придал никакого значения этому событию. То же и Франц Хосс. «Вот, купил кайло», — объявил ему Козеф Й., и Франц Хосс не придал кайлу никакого значения.
Что больше всего мучило Козефа Й., так это то, что он не знал, как далеко может зайти это молчаливое попустительство со стороны охранников. Охранники, скорее всего, не имели бы ничего против, если бы он заявил, что решил одну ночь переночевать
Каждый день, только проснувшись, он бежал в охранников клозет и смотрелся в зеркало. Он никогда теперь не брился начисто, а оставлял на щеках трехдневную щетину, что придавало ему вид слегка усталый и измученный, но в то же время достойный. Когда предстояла поездка за хлебом, он старался ночью поменьше спать, чтобы под глазами были круги, а лицо — помятое. Народ должен был видеть его всегда таким, каким хотел видеть: благородным, героическим и в то же время усталым и изможденным. Он был заключенный-
Он позаботился и о своей робе. Он больше не стирал ее, как раньше, и старался, чтобы она пусть и не расползлась совсем, но была откровенно рваной. Заношенное и рваное платье дополняло его образ достойного борца, который не стыдится своей боевой одежды.
23
Когда Козеф Й. разделался с покупками, последовала другая просьба: поддерживать самую тесную связь с
— Зачем? — в замешательстве спросил Козеф Й.
—
Это множественное число больше не озадачивало Козефа Й. У него уже была оказия убедиться, что там, среди мусорных курганов, в руинах бывших корпусов, в заброшенных подвалах, идет
Козеф Й. с завистью смотрел на человека с веселым лицом. Завидовал он ему, потому что человек с веселым лицом был всегда занят, всегда нацелен на решение
Его просьбы были точны, и, когда он их формулировал, у него был такой вид, как будто за ними стоит что-то крайне важное.
— А что мне делать на кухне? — спросил Козеф Й.
Человек ответил без промедления, как будто не один день в его голове, отлично уложенные, сидели пункты программы:
Козефа Й. убедительно просят понаблюдать, как собираются