Козефа Й. вдруг одолело одиночество. Одиночество давило, наливало тяжестью, обволакивало невыносимой тоской. Никогда он не чувствовал себя таким брошенным и никогда его не обуревало такое смятение. Из всех противоречивых импульсов, дергавших его в разные стороны, Козеф Й. выбрал самый естественный и органичный. Он решил вернуться в камеру и ждать обеда.
Почти бегом бросился он догонять колонну.
4
На сей раз Козеф Й. просто-напросто рассвирепел. Второй раз за день охранники прошли мимо его камеры, пронеся мимо полагающийся ему по регламенту поднос с едой. На всем этаже стоял обычный гул обеденного часа: кто-то чавкал, кто-то похохатывал, кто-то рыгал. Сама посуда почти не производила шума, потому что была пластмассовой. Звуки были приглушены, как будто шли из улья, окутанного туманом.
Козеф Й. не выносил чувство голода. Он был готов, всегда, вынести что угодно, только не голод. Склонный много чего понять, он отказывался понимать, почему его больше
Козеф Й. отправился на поиски Франца Хосса, причем больше уже не звал его с порога камеры, как еще совсем недавно, и не просил разрешения ее покинуть. Он прошел, приняв гордую осанку, мимо кованых дверей других камер, хотя голод сводил его с ума и будил в нем самую настоящую зависть.
Франц Хосс и Фабиус сидели и ели в конце коридора, у лифта. Они были настолько сосредоточены на еде, что не услышали шагов Козефа Й. Франц Хосс прикончил похлебку и принялся за кусок мяса. Фабиусу, который ел помедленнее, смакуя каждую секунду этой процедуры, оставалось еще пять-шесть ложек похлебки. Козефу Й. почему-то показалось, что сегодняшний обед у охранников
Козеф Й. сбавил шаг, но не согнал с лица выражение жесткое и решительное.
— О, господин Козеф, — проговорил Франц Хосс с полным ртом.
— Господин Хосс, прошу прощенья, но я не понимаю, что происходит, — удалось выдавить из себя Козефу Й.
— То есть? — Охранник от изумления вытаращил глаза и перестал жевать.
—
— Еда? — переспросил охранник.
— E-да, да, е-да, — по слогам выговорил Козеф Й.
Охранники переглянулись. Франц Хосс часто заморгал, вероятно, обмозговывая скрытую связь между словом «еда» и присутствием тут Козефа Й.
— Так ведь мы, господин Козеф, — пробормотал Франц Хосс, — мы вроде думали, что вам сказали.
— Что? — спросил Козеф Й.
Франц Хосс с укоризной поглядел на Фабиуса.
— Ему сказали или нет?
— Сказали, сказали, — с испугом отвечал Фабиус.
— Ну вот же, — обернулся Франц Хосс к Козефу Й.
— Что, что? — просипел Козеф.
Момент был крайне неловкий, по крайней мере, так показалось Козефу Й. Глядя в тарелку к Фабиусу, он осознавал, что последние ложки похлебки стынут, и этот факт по самой своей природе мог страшно нервировать старика.
— Вы свободны, господин Козеф, свободны! — гаркнул Франц Хосс, но явно только из желания подчеркнуть свою
«Ну, опять они за свое», — подумал Козеф Й.
— Уразумейте же, — продолжал Франц Хосс. — Все уже. Вас
Фабиус прыснул со смеху, и это в какой-то степени подбодрило Козефа Й., хотя его так и подмывало бегом броситься в свою камеру и спрятать голову под подушку.
— Еда вам больше не положена, — степенно объяснил Фабиус. — Вашу порцию
Козефу Й. стало понятно. Охранники снова принялись за еду.
— Но если вы хотите что-нибудь купить… — услышал Козеф Й., как сквозь сон, не осознавая, который из двух говорит с ним.
— Само собой, купить что-нибудь вы можете, — подхватил второй голос.
— Что-нибудь вкусненькое, — продолжал первый голос.
— Сосиски подойдут?