Господин канонир (СИ)

— Мы с Тренчем нашли его в топке. Только не спрашивай меня, как он туда забрел. Сам ума не приложу. Говорю же, никогда такой модели не видел. Ужасно проворная и в придачу на боевом взводе. Опасная, как голодная пеламида[1]. Не спускайся вниз!

— Но вы…

— Мы на нижней палубе. Знал бы я, какая здесь вонь, пожалуй, позволил бы ему отрубить себе голову….

В этом Габерон не покривил душой. Запах на нижней палубе и в самом деле стоял неприятный, застарелый, какой обычно стоит в заброшенных и давно не знавших ухода помещениях. Под ногами здесь валялось то, что экипаж «Барракуды» за годы службы так и не решился выкинуть за борт, но что оказалось решительно непригодным для дальнейшего использования. Груды старых труб, какие-то бочонки, рассохшиеся ящики, рыбья чешуя… Габерон рассеянно ощупал все это, вслушиваясь в ритмичные шаги голема. Судя по звукам, тот успел дойти до юта и теперь топтался там.

— Готландский голем? — напряженно спросила капитанесса.

Силуэт Тренча мотнул головой:

— Не думаю, что это готландский голем. Может, он формандской сборки? Мы же нашли его здесь, на корабле.

Едва ли он лгал. Габерон и сам помнил изображения старинных готландских големов, похожих на закованных в латы человекоподобных великанов. Тяжелые литые нагрудники, огромные наплечники, каждый из которых весил фунтов двести, глухие шлема с забранными крупной сеткой вентиляционными отверстиями… Они производили впечатления даже на старых гравюрах. Вживую Габерону не пришлось их увидеть — последних из абордажных големов Унии списали еще лет за двадцать до того, как он надел юнкерскую форму. На кораблях Формандии они пропали и того раньше.

— Это и не формандская модель, — Габерон нащупал возле себя какой-то бочонок и, покряхтев от боли, уселся на него верхом, — Видишь ли, я знаю все модели, прежде бывшие на вооружении флота. И такого чудовища среди них определенно не значилось. Черт возьми, я вообще не видел прежде ничего подобного. Ну и силища! А реакция! Благодарение Розе, големы все еще подвержены склерозу.

— Что ты имеешь в виду?

— Големы — не самые великие мудрецы на свете, капитанесса, сэр. Говорят, именно поэтому от них начали избавляться, когда благословенная эпоха парусного флота, о которой так любит ныть Дядюшка Крунч, стала подходить к концу. Видишь ли, мозгов у обычного голема не больше, чем у старого кальмара. Даже не уверен, можно ли назвать это мозгом. Скорее, пара примитивных рефлексов, наспех связанных магией. Что, впрочем, не делает эти жестянки менее опасными. Они умеют определять цель и уничтожать ее, а большего от них обычно и не требуется. Все остальное для голема — слишком сложная наука.

— Ты хочешь сказать, он попросту… забыл про вас?

Габерон, горестно вздохнув, оторвал от остатков сорочки полосу и принялся бинтовать руку.

— Совершенно верно. Наш новый приятель тоже не гипермнезик[2]. Он преследует цель только пока видит ее. Как только голем теряет с ней контакт, он быстро забывает про ее существование и возвращается к выполнению основного приказа.

— И какой приказ у этого? — с беспокойством спросил из темноты Тренч, — Маршировать до бесконечности?

Габерон скривился.

— Скажи спасибо, что он не исполняет при этом готландский военный гимн.

— Я же сказал, это не готландская модель!

— Хватит, — Габерон выставил вперед ладонь, — Сейчас это не имеет существенного значения. Достаточно того, что нас обоих этот болван определил как цель. Поэтому главная наша задача — решить, как выбраться на верхнюю палубу, миновав это чучело. Если вы не против, предлагаю именно это сейчас и обсудить.

— Вы не можете выбраться? — обеспокоенно спросила Ринриетта.

— Мы в некотором роде в западне, Ринни. Считай, что мы две мыши, которые оказались заперты в подполе, в то время, как по дому бродит голодный кот.

— Он все еще на мидль-деке?

— Судя по всему, этот заводной болван и не собирается покидать палубу. И я буду последним человеком на борту этого корабля, который попытается проскользнуть мимо него.

— Он быстрый, — пробормотал Тренч, потирая шею. Не иначе, тоже заработал дюжину синяков, пока улепетывал от голема, — Чертовски быстрый.

— Верно подмечено. Чертовски быстрый и смертельно опасный. Мало того, бронирован не хуже самой канонерки.

— Знать бы, откуда он вообще взялся на борту…

— Давай-ка отложим этот вопрос в наш мешок для неуместных вопросов и займемся им как-нибудь на досуге? У нас не так уж много времени, если ты меня понимаешь. Тошноту чувствуешь?

Тренч неуверенно кивнул.

— Я думал, это от бега… И страха.

Габерон щелкнул крышкой хронометра, по счастью оставшегося в штанах. Нажал на серебряную шишечку и репетир издал восемь длинных ударов.

— Восемь часов пополудни с небольшим, — Габерон спрятал хронометр, — По моим подсчетам, мы опустились до восьмисот пятидесяти футов. Я не ошибся?

Алая Шельма, видимо, смотрела как раз на альтиметр капитанской рубки, потому что отозвалась почти сразу же.

— Восемьсот шестьдесят четыре фута.

— Ну вот, я почти угадал. Я ведь рассказывал тебе, что происходит, когда ты погружаешься ниже восьмиста?

— Я помню. Марево возьмется за нас всерьез.