Господин Китмир (Великая княгиня Мария Павловна)

У Марии заколотилось сердце. Она ведь была изрядной вышивальщицей, причем не только на домашнем, так сказать, уровне: ее учили вышивке и в художественной школе в Стокгольме… Не так давно, устраивая для русского Красного Креста благотворительный вечер распродажи предметов рукоделья, она появилась в клубе «Серкль интеральс» в наряде своей работы, вышитом собственноручно: это было платье-рубашка из малинового крепа, усыпанного серебряными листьями. Конечно, главную ценность наряда составляло жемчужное ожерелье, некогда подаренное Марии тетей Эллой, но само платье было необычайно красиво, что отметил даже журнал «Вог». То есть вкус у нее есть…

И неожиданно даже для самой себя Мария выпалила:

– Мадемуазель Шанель, вы отдадите мне заказ, если я буду брать за блузку на 150 франков меньше?

– Конечно! Однако это машинная вышивка… – растерялась даже никогда не терявшаяся Шанель. – Вы что-нибудь знаете о ней?

– Ничего не знаю, – откровенно призналась Мария. – Но попробую научиться.

– Попробовать можно… – с сомнением в голосе сказала Шанель.

Мария выскочила из дома на рю Камбон, заплетаясь ногами и путаясь мыслями, словно после доброго глотка шампанского. В состоянии ажиотажного опьянения она схватила такси и ринулась на поиски вышивальной машины. Наконец нашла, причем оказалось, что на этой же фабрике можно обучиться и работать на машине. Марии вовсе не улыбалось афишировать свое имя и звание – вот те на, русская великая княгиня в вышивальщицы подалась! – поэтому она назвалась первым пришедшим в голову именем, сняла фамильные брильянты, надела скромный рабочий халат и приступила к обучению. Старшая мастерица поглядывала на нее пренебрежительно, не упускала случая уколоть неумением, другие ученицы таращились с ленивым любопытством. Стежки никак не хотели ложиться ровно, педаль выскальзывала из-под ноги, пыль щекотала нос, в грязные окна едва проникал свет… Вот с чего начиналось. И только когда курс был окончен и Мария начала скупать машины для своего будущего ателье, на фабрике узнали, с кем имели дело. Конфуз был полный! Однако радости от унижения надменной старшей мастерицы Мария не испытывала. Гораздо приятнее было одобрительное:

– Ишь, герцогиня, а работать умеет!

Да, сейчас титул утратил всякий смысл. На хлеб его не намажешь, платья из него не сошьешь. В счет шли совсем иные ценности!

Итак, разговор зашел о создании вышивальной мастерской. Свекровь Марии Павловны всячески ее поддерживала. Мужчины осторожничали. Тогда решено было махнуть рукой на мужское мнение, и женщины сами стали думать о постановке дела. У всякой фирмы должно быть название, и дамы Путятины выбрали для него звучное слово «Китмир» – это волшебный пес мусульманской мифологии, а заодно так звалась чудная собачка их добрых знакомых, Бахметьевых. Ну, теперь осталось самое «простое»: начать трудиться…

«Очень вовремя подоспела эта работа, – отмечает Мария в своих записках, – она позволит мне вести деятельную жизнь, затребует сил и воображения, а мне как раз нужно чем-то загрузить себя и отвлечься от мыслей о собственной персоне. Я долго витала в облаках, пора действовать, и сейчас требовалось доказать себе, что я могу действовать; требовалось исполниться веры в себя и рассчитать собственные силы; и еще нужно вернуть самостоятельность и свободу рук, какие были у меня в войну, а с тех пор куда-то подевались.

Чем дальше, тем больше убеждалась я в том, что лучшей работы для себя не могла придумать. Во-первых, у меня будет оптовый сбыт, мы не будем конкурировать с ателье дамской одежды и магазинчиками розничной торговли, которые завели в Париже нуждающиеся в работе русские женщины; во-вторых, я буду работать на рынок, а не на частных заказчиков, и мне будет проще отказывать друзьям и знакомым; в-третьих, у меня надежный заказчик, Шанель, и с этой стороны, думалось мне, я вряд ли чем рискую. И наконец, я сделаю доброе дело, дав работу и русским девушкам.

Я безоглядно, до смешного, верила в будущее. Не имея никакого опыта в делах, я ни на минуту не задумалась об ожидавших меня трудностях; а задумайся я, и при всей моей жажде деятельности я вряд ли решилась бы продолжать. А так мне кружили голову азарт и отвага молодого генерала накануне решающего сражения.

Около месяца потребовалось для того, чтобы я досконально разобралась с вышивальной машиной, приобрела определенные навыки работы с нею и спорый темп. И я распорядилась перевезти машину ко мне на квартиру. Дома поставила ее посреди гостиной и, усевшись на диван, издали любовалась на нее. Она стояла на ковре между двумя креслами и уставленным безделушками и фотографиями столом – основательная, устойчивая, сама по себе, холодно посверкивая стальными частями… Я почувствовала головокружение, словно с огромной высоты свалилась на землю. Машина была символом нового уклада моей жизни… Если одолею первые трудности и многое переломлю в себе, тогда мир будет моим. Игра стоила свеч. Еще несколько дней машина бросала мне вызов, но мой дух был непоколебим».