Читаем Господин Малоссен полностью

Господин Малоссен

– Отменить, Жюльетта. Не уничтожить, а отменить. Стереть обманчивые картинки. Ты еще чувствуешь смысл слов? Я отменяю! Я не убиваю, я отменяю! Я стирал все Датское королевство в течение трех актов. Мой Гамлет гасил взглядом всех персонажей. Актеры исчезали один за другим, стоило только Гамлету обратить на них свой взор. Три акта диалогов, падающих в полную пустоту. Ты представляешь, какой визг подняла критика!

– Барнабе…

– Я не мщу, я не сравниваю себя с другими, я прерываю цепь! Ты слышишь? Отменить! Отменить! И в этом всё. И главное, никаких воспоминаний! Я никого не поминаю! Я не был на похоронах ни у Лизль, ни у старого Иова и Маттиаса! Я запретил себе поминовение! Я поверю в светлую память, когда немцы придут оплакивать наших погибших, а мы отправимся преклонить колени на могилы Алжира, когда арабы станут оплакивать вырезанных евреев, а евреи – убитых палестинцев, когда янки опустят повинные головы над руинами Нагасаки, а японцы поклонятся бренным останкам китайцев и вдовам корейцев… Тогда, и только тогда, я смогу оплакивать мертвых…

Он вдруг умолк.

– Хорошо. Ты хочешь знать, был ли я в Лоссансе?

Она даже не успела удивиться.

– Да, я там был, Жюльетта. Я предупреждал тебя, что не дам показывать Уникальный Фильм. Вот я и отправился туда за пленкой.

– Один?

– Нет. С вашим Клеманом. Вы так его затерроризировали с этим Белым Снегом, что он только и думал, как бы искупить свою вину, бедняга. Он согласился мне помочь.

– Тебе понадобилась чья-то помощь, Барнабе, тебе?!

– Я не хотел входить в дом. Слишком много воспоминаний… А этому дураку надо было очистить совесть. Когда я сказал ему, что показ этого фильма – еще худшее преступление, чем выставление на всеобщее обозрение татуировок Шестьсу, он не раздумывая согласился.

– И что?

Его голос прозвучал как-то нерешительно:

– Славный был малый, Жюльетта. Жил одним кино. Но вы швырнули Офелию ему под ноги.

– Барнабе! Чтоб тебе провалиться с твоим Гамлетом!

– Он спрашивал меня: «Куда вы везете меня, к Красавице или к Чудовищу?»

– Он тебя видел? Ты показался перед ним?

– Я тебе еще раз говорю: я никому не показываюсь. Нет. Мы ехали на двух машинах. Он впереди, я за ним. Я его экипировал. По дороге я говорил ему, куда ехать.

– И что?

– «И что?» «Что?» «Что?» Слышала бы ты сама себя, Жюльетта.

– Не начинай все заново, Барнабе…

– Ты уже допрашиваешь меня, и вовсе не для того, чтобы вытащить своего Малоссена… знаю я этот внутренний голос… «И что?» «И что?» Неутолимая жажда сенсации! Все вы из одного теста, журналисты! «Как?» интересует вас куда больше, чем «почему?» Потому что единственный вопрос, который, в сущности, имеет значение, это «сколько?», скажешь, нет? Сколько экземпляров? Сколько слушателей? Сколько таких же пронырливых коллег меня опередили? Сколько раз уже полоскали этот сюжет?

– Барнабе, ты их убил до или после прихода Клемана?

Отрезвляющая пощечина, чтобы прервать эту тираду насчет журналистики. Но Жюли, похоже, не рассчитала силу удара. Последовавшее затем молчание было почти таким же продолжительным, как и словесные излияния. Она оказалась лицом к лицу с упрямым немым шкафом. Она знала, что Барнабе ждет нового вопроса и что этот вопрос лишь продлит его молчание. Он же знал, что она не уступит, и наконец заговорил:

– Когда Клеман вошел в дом, там внутри было по меньшей мере еще два человека. Мужчина и женщина.

«Добрались…» – подумала Жюли.

– Они на него напали?

– Не сразу. Они не могли его сразу увидеть. Он прошел прямо в кабинет к Иову. Я набросал ему план дома, чтобы он не терял времени, разглядывая безделушки. Они его заметили, только войдя в кабинет.

Барнабу опять замолчал.

– Вы в самом деле постарались: он сгорал со стыда, этот мальчишка.

И добавил:

– Потому что он пустился геройствовать.

Потом сказал:

– Сперва он их запутал. Но потом до этих двоих все-таки дошло.

Пауза.

– Они его убили?

– Клеман, кажется, бросился к двери. Женщина закричала: «Держи его!» Был какой-то удар, и больше я ничего не смог расслышать.

– А ты-то где был?

– Сзади. На лесной дороге, помнишь?

– И что ты сделал?

– Я не знал, как быть. Я уже начал спускаться к дому, и тут увидел, как эти двое выходят. Высокая девица и здоровяк. Громила нес Клемана на плече. Девица уселась в красный «фиат», а здоровяк забрал машину Клемана, стоявшую на дороге в Мопа. Пять минут спустя, они проехали мимо меня. Я побежал к своей машине. Выехав из леса, они свернули направо, к ущелью Карри. Я ехал за ними на расстоянии. Слишком большом, потому что когда я подъехал к ущелью, то увидел только красный «фиат», удиравший на полной скорости. Они столкнули машину Клемана с утеса. Должно быть, она и сейчас еще там, в лесах Лавальской расселины.

– Какая это была машина?

– «Рено», маленькая, белая, взятая напрокат.

– И что ты сделал потом?

– Я спустился с Лавальского утеса. У меня была веревка в багажнике.

– И что?

– Он был мертв, Жюльетта.

Пауза.

– Барнабе?

– Да?

– Я тебе верю.

Б а р н а б е. …

Ж ю л и. Но скажи мне…