Господин Малоссен

– Последние слова, записанные перед самой смертью?

– Lasset mich in meinem Gedдchtnis begraben.

– И что это значит?

– Пусть меня похоронят в моей памяти.

ПАМЯТЬ ЛИЗЛЬ

После встречи в «Кафе Централь» Лизль каждый день, и по несколько раз на дню, звонила маленькому Иову. Лизль обожала телефон. Современное волшебство: ты сразу и здесь, и где-то в другом месте! Лизль или вездесущность.

– Тебя здесь нет, а мы вместе, – говорила она в эбонитовый рожок.

– Мы вместе, но тебя нет рядом, – вежливо отвечал голос маленького Иова.

Но настоящий шок, удивление из удивлений, случился через две недели после их встречи. В тот вечер Герма и Стефан повели Лизль и Иова в театр. Играли водевиль господина Фейдо «Передайте» на французском. Когда поднялся занавес, мужчина на сцене (Шаналь) сидел один в гостиной (скоро его застанет жена, Франсина) и говорил, обращаясь к машине. Машина повторяла, слово в слово, то, что он только что ей сказал!

Этот аппарат обладал еще более крепкой памятью, чем была у Лизль. Памятью, которая не выбирала.

– Что это такое? – спросила Лизль у своего отца.

– Магнитофон, – ответил Стефан.

– Кто его изобрел? – спросила Лизль.

– Вальдемар Паульсен, – ответил Стефан. – Датчанин.

– Давно? – спросила Лизль.

– В 1898-м, – ответил Стефан.

– Как это работает? – спросила Лизль.

– Остаточное намагничивание стальной проволоки, – ответил Стефан.

– Я хочу такой же, – заявила Лизль.

– Слушай пьесу, – ответил Стефан.

«…чтобы мой голос пересек океан…» рассказывала машина голосом актера.

– Я хочу такой же, – повторила Лизль.

С той секунды, когда Лизль подарили ее первый магнитофон, она стала записывать память мира.

Сначала это был голос дяди Крауса.

– Повтори, дядюшка Краус, повтори для магнитофона то, что ты только что сказал.

Дядюшка Краус поворачивался к воронке рупора и повторял то, что он только что сказал:

– В настоящий момент Вена выступает как полигон для разрушения мира.

– А теперь слушай.

Машина повторяла гнусавым голосом:

«Внастоящий момент Вена выступает как полигон для разрушения мира».

За этим последовали аннексия Боснии и Герцоговины, убийство эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево, четыре года Мировой войны, миллионы погибших, падение великой империи, Октябрьская революция, возвращение семьи Бернарденов во Францию, свадьба Лизль и Иова, рождение Маттиаса и создание Уникального Фильма.

***

– Рождение Маттиаса и создание Уникального Фильма? Уникальный Фильм пришел уже после Маттиаса?

Белый грузовик выехал наконец на автостраду и скользил теперь вдоль реки.

– Маттиас очень помог им в создании этого фильма. Я помню, что Маттиас отдавал все свободное время Лизль и Иову. Когда Лизль возвращалась из своих бесконечных поездок и когда Иов был свободен от своих дел, Маттиас просиживал с ними часы напролет. Отсюда как раз и вся проблема.

– Проблема?

– Точнее, проблемы. Развод Маттиаса и Сары, чувство ненужности у Барнабе… То, что связывало Иова и Лизль, не слишком похоже на большую любовь в твоем понимании, Малоссен.

– Ясно.

– Что тебе ясно?

– Общий замысел, взаимовыгодный союз. «Любить не значит смотреть друг на друга, но вместе смотреть в одну сторону», и прочие фишки производительности. Любовь созидающая и продуктивная. Фабрика любви: Судьбы, объединяйтесь!

Смотрим прямо на голубой горизонт: вперед, к общему творению, и не щадить того, что мешает! За дело! Естественно, Барнабе не нашел там себе места. Личное счастье не предусмотрено в плане пятилетки, и еще меньше – в проектах целого века! Что до меня, Жюли, я не могу предложить тебе совместного творчества, ни даже маленькой затеи, так что, если тебе придет что на ум, сразу меня предупреди, чтобы я успел запрыгнуть на ходу.

Добрая порция ответа на только что произнесенный ею монолог. Но я не стал распространяться, а лишь сказал:

– Остановись на стоянке, вон там.

– Не можешь подождать?

– Мне надо позвонить. Останови.

Она остановилась. Дверца грузовика со свистом распахнулась перед будкой телефона-автомата. Я спустил всю металлическую наличность в глотку машины для утешения.

– Алло, мама?

– Да, это я, мой хороший.

– Все в порядке?

– Все нормально, мой мальчик. Как дорога?

– Бежит. Ты ешь?

– Я кормлю твою сестру.

– А она ест?

– Постой, я даю ей трубку.

– Бенжамен?

– Клара? Как ты, моя Кларинетта? Ты кушаешь?

– У меня для тебя две новости, Бен. Хорошая и плохая. С какой начать?

– Ты ешь?

– Джулиус поправился, Бенжамен.

– Как это «поправился»?

– Поправился. Цветет и пахнет. Выскочил из своей люльки, только его и видели. Шляется сейчас где-то по Бельвилю. Так что в этот раз кризис прошел довольно быстро.

– Никаких осложнений?

– Одно, совсем маленькое.

– Какого рода?

– Он продолжает стучать челюстями каждые три минуты.

– Жереми, должно быть, доволен, он теперь может вернуть ему его роль.

– Нет, это-то и есть плохая новость.

– Жереми? Что он еще натворил? Что с ним?