Господин Малоссен

Замечательная фраза, это звучало, как сообщение из Лондона, французы – французам, сообщение об освобождении на моих радиоволнах с помехами.

– Повторяю: двойняшек делают на спаренных кроватях.

Наши руки уже замешивали тесто будущего, когда торопливый стук в дверь прервал знаменательное событие.

– Мадам, мсье, спускайтесь, скорее! Полиция пришла. Вас спрашивают.

Жюли с превеликим удовольствием дала бы стражам порядка поскучать в ожидании, но что-то во мне отказывалось зачинать новую жизнь под охраной полиции. Я быстренько спустился, на ходу натягивая рубашку и проясняя сознание.

Какой-то постоялец вопил в холле гостиницы. Дежурная горничная пыталась его утихомирить.

– Тише, мсье! Сейчас еще совсем рано! Вы всех разбудите! Я здесь одна, мне не нужны неприятности!

Уступив ее увещеваниям, крикун продолжал вопить, но шепотом.

Автоинспектор записывал его вопли в блокнот.

– Вы господин Малоссен? – обратился ко мне его неизбежный напарник, увидев, как я кубарем спускаюсь с лестницы.

Я подтвердил, что я – это я.

Этот тоже достал блокнот.

– Номер 25?

Да, правильно.

– У вас был белый грузовик?

– Да.

– Так вот, у вас его больше нет, угнали.

– Как и машину этого господина, – прибавил первый, указывая на крикуна, который импровизировал теперь на тему незащищенности, иммиграции, утраченных ценностей, коррумпированных левых, продажных правых, многообещающих завтра, спящих ночных сторожей, грядущей силы власти и медлительности полицейских.

– Полчаса! Вы ехали полчаса! Я засек!

– Вы не один на свете, – парировал первый полицейский.

– К сожалению, – прибавил второй.

– Как вы разговариваете, я налогоплательщик! – взорвался гражданин.

– Тише, мсье, – умоляюще заныла горничная. И тут появилась Жюли. Обе шариковые ручки прервали свой бег по бумаге, а крикун так и застыл, открыв рот. Да что там говорить, я и сам не устоял. Каждый раз, как появляется Жюли, я вижу только Жюли.

– Угнали наш грузовик, – сказал я, чтобы прервать немое очарование.

– У вас есть документы на транспортное средство? – спросил наш полицейский, будто очнувшись.

– Они остались в кабине, – ответила Жюли. И прибавила:

– Мы взяли грузовик напрокат.

Ручка застыла.

– Вы оставили документы в машине?

И вот он уже с аппетитом облизывается на нас:

– Какая беспечность. В таких делах это уже становится косвенной уликой.

(Знает Бог, как я боюсь этих косвенных улик!)

– Куда вы направлялись?

Жюли берет ответы на себя.

– В Веркор.

– Переезжаете?

– Мы ехали, чтобы забрать коллекцию фильмов.

– У кого?

– У господина Бернардена. Из Лоссанской долины.

– Это просто проверить, – вставил я.

Шариковая ручка катилась по разлинованному листу судьбы. Вдруг она остановилась. Автоинспектор поднял глаза. И я увидел в них зеленую улыбку. (Да, полицейский с зелеными глазами.)

– Бернарден из Лоссанса? Старый Иов?

Он склонил набок удивленную птичью головку и спросил:

– Вы местная?

– Я тут родилась.

Улыбка расплылась.

– А я из Сен-Мартена. А где именно вы родились, если поточнее?

– В Шапель. Ферма Роша.

– Та, что за усадьбой Реву? Ферма колониального губернатора?

– Да, губернатора Коррансона. Это мой отец.

– А! Так это вы та самая Жюльетта?

– Да, это я.

***

Косвенные улики… Достаточно, чтобы какой-нибудь занюханный полицейский со своей шариковой ручкой оказался из одних с вами яслей, и самая серьезная из косвенных улик тут же становится поводом побрататься. Было субботнее утро. Совсем раннее. Наш полицейский как раз собирался провести выходные в своем родном Веркоре, когда заявление об угоне поступило к нему на рацию.

– За семь минут до конца моей смены!

Несказанно обрадованный встречей с землячкой, он в два счета сворачивает дело, просит своего коллегу доставить за него рапорт в комиссариат Баланса и предлагает подвезти нас на своей машине.

– В любом случае, ничего не поделаешь. Сейчас ваша бандура, наверное, уже пересекает итальянскую границу…