Господин мертвец

А если там окажутся тоттмейстеры? Дирк нахмурился. Это будет настоящее веселье. Но он быстро прогнал эту мысль из головы. Тоттмейстеры во Франции — как их там называл Йонер?.. — тоже не пользуются особенным почетом, их части весьма редки. И уж совсем мала вероятность того, что кто-то из французских тоттмейстеров окажется так далеко на севере, в перепаханной снарядами сырой земле Фландрии.

— Кто именно? — требовательно спросил тоттмейстер Бергер.

— Фойрмейстеры. Вряд ли это линейная часть, скорее всего небольшая группа, одна из тех, которые лягушатники придают своим артиллерийским батареям. Наблюдатели утверждают, что видели несколько фойрмейстерских мундиров. Может, их всего пятеро. Или десятеро. В любом случае вам лучше знать об этом заранее.

— Спасибо, мы учтем это. В тесном ближнем бою даже магильеры обычно весьма уязвимы.

— Наверно, поэтому некоторые из них во время боевых действий предпочитают сидеть в танке и подальше от линии фронта?

Тоттмейстер Бергер взглянул на оберста — и тот, видимо увидев в темных глазах тоттмейстера свое отражение, вздрогнул. Мейстер «Веселых Висельников» умел по-особенному смотреть на людей. Как на мертвых, так и на живых. От его внимательного взгляда, устремленного в упор, у Дирка механически сжимались челюсти, а по спине пробегали скользкие ледяные мурашки. Должно быть, и живые люди в такие моменты испытывали что-то сходное. Хотя они были в несравненно лучшем положении — они, по крайней мере, были не в его власти.

— Я не хожу в атаку, господин оберст, это верно. И не по собственной прихоти. Это прямо запрещает устав моего Ордена. Моя смерть от шальной пули станет причиной гибели всей роты. А значит, это совершенно неоправданный риск.

— Ваши… мертвецы умирают вместе со своим хозяином?

Тоттмейстер Бергер кивнул.

— Они живы только до тех пор, пока жив я, поднявший их тоттмейстер. Как только я умру, их души вернутся обратно к Госпоже.

— Госпоже? — фон Мердер непонимающе искривил полуседую бровь.

— Госпоже-Смерти, — не меняясь в лице, пояснил тоттмейстер Бергер, — Да, мы именуем смерть своей госпожой.

— Нелепица. Как смерть может быть женщиной?..[16]

— А почему нет? — тоттмейстер Бергер оставался убийственно-серьезен, — Противопоставление мужского начала женскому. Смерть — это второе рождение для многих. А еще смерть необычайно коварна, капризна, ветрена и глупа. Поверьте, смерть может быть только женщиной…

— Это даже не глупость, это черт знает что! Не хватало только, чтоб ваши душегубы принялись проповедовать в окопах подобную ересь! Ни один добрый христианин не согласится с подобным отвратительным допущением!

Тоттмейстер Бергер лишь махнул рукой, как если бы отмахивался от мухи. Довольно медленной и совершенно не опасной мухи.

— В этом нет ничего религиозного, лишь символизм. Как известно, Бог — это жизнь. Но, если так, ее противоположность, смерть, нельзя уподоблять дьяволу. Смерть не имеет отношения к греховности, порокам или искушению, напротив, каждый христианин проходит через нее. И гостит в ее чертогах, прежде чем оказаться в Царствии Небесном. И для каждого смерть становится венцом его земных деяний. Значит, она — лишь поворотный пункт того, что мы именуем душой. Раз так, ее можно считать одним из ликов Господа. Оттого мы называем ее Госпожа-Смерть — или просто Госпожа. Надеюсь, вы не хотите развивать эту тему, хоть я бы охотно и поддержал ее…

— Не хочу, — оберст резко дернул головой, — Вернемся к деталям. Скажите, какую помощь может предоставить в штурме мой полк, и я посмотрю, что я смогу предоставить.

— Не стоит, господин оберст. Я бы не хотел, чтоб после этого боя моя рота пополнилась… новичками.

Оберст фон Мердер явно почувствовал облегчение от отказа, он и сам не горел желанием посылать своих солдат на верную смерть.

— В таком случае, — сказал он, — Мы сможем поддержать вас только артиллерийским огнем. И храни вас Бог, вас и ваших мертвецов.

— У нас есть не только пушки, господин оберст!

Голос раздался из группы штабных офицеров, и теперь они сами озирались, пытаясь понять, кто же тот безумец, который посмел так дерзко противоречить командиру полка. Но он особо и не скрывался. Напротив, распрямил плечи и уверенно смотрел перед собой.

Дирк даже особенно не удивился, узнав в нем своего нового знакомого, пехотного лейтенанта, лопатку которого он скатал, как тюбик. Присутствие лейтенанта на совещании штаба полка говорило о том, что он не последний человек здесь. И судя по тому, что оберст не спешил дать гневную отповедь зарвавшемуся офицеру, тот пользовался некоторым уважением.

— Это лейтенант Крамер, — сказал фон Мердер тоттмейстеру, — Командир нашего штурмового отряда.

— Не знал, что у вас есть штурмовой отряд, — вежливо ответил тоттмейстер Бергер.

Ирония, заключенные в этих словах, оставила оберста равнодушным, но лейтенант Крамер вспыхнул, как спичка.