– Как ищейка. Я их за пять километров чую. Ладно, просто вижу следы. Вон там, видишь?.. Французы рассыпали вал в трех местах. Хитрая работа. Сперва вал на нескольких участках по ночам раскапывается и заменяется мешками с землей, а сверху вновь немного прикапывается. И перед атакой довольно только снять мешки… Подготавливают дорогу.
– Может, для пехоты?
– Нет, для танков, ширина выдает. У меня глаз набитый. Вон там еще три. Торопятся… Не знают, что у дядюшки Херцога припасены для них гостинцы. – «Висельник» любовно провел рукой по длинному патронташу, который положил на полку перед собой. Большие тупоголовые патроны маслянисто блестели. – И еще дым, но его труднее заметить. На два часа, за блиндажом. Жидкий такой, стелется. И, кажется, еще правее. Точно не скажу, но похоже. Прогревают двигатели.
– Дьявол! – Дирк в сердцах чуть не разбил многострадальный бинокль о перекладину.
– Да, судя по запаху серы, он сегодня тоже придет в гости. Но меня интересуют только танки.
– Можешь определить, сколько их?
Херцог задумался, но всего на пару секунд.
– Много. От дюжины до трех. Французы – большие хитрецы, они сосредотачивают танки перед атакой очень осторожно. Ведут их колонной, чтобы нельзя было рассмотреть издалека, подводят к передовой огромные ходы специально для них, маскируют сверху дерном и сетями. Но за дюжину я ручаюсь.
Двенадцать танков способны прорвать фронт целого полка, если бросить их в бой решительно, сконцентрировав на одном участке. В решительности французов Дирк уже не сомневался. Двенадцать танков – по три на каждый взвод. Небольшая цифра – если не знать, на что они способны. А если две дюжины?.. Дирк машинально смахнул со лба несуществующие капли пота. Лоб был холодный, как ружейное ложе.
– «Шнайдеры»?
– Будем надеяться, – сказал Херцог легко, – хотя дым густоват для них. «Шнайдер-Рено» обычно дышит немного иначе… Может, что-то более тяжелое. «Сен-Шамоны», например.
– Эти черепахи? Они будут ползти целую вечность.
– Ну да, – согласился снайпер. – Но у них крепкая шкура, и пробить в ней дырку – та еще морока. Моему ружьишку это удастся хорошо, если на полутора сотнях метров. На таком расстоянии, как понимаешь, его пушка и четыре пулемета причешут наши траншеи так, что отсюда побегут даже мертвые крысы. С другой стороны, «Сен-Шамонам» нечего делать в этой дыре. Если на юге разгром, только сумасшедший отправит их в наше захолустье.
– Я подсчитал количество пулеметов, – спокойно сказал Дирк. – На каждый погонный километр их приходится невообразимое количество. Больше, чем мне когда-то приходилось видеть. Плотность огня невероятна, они засадили свинцом каждый квадратный сантиметр. И это говорит о том, что наш фронт стал внезапно куда более важен, чем нам казалось.
– Но на юге… Разве не разумнее перекинуть свежие подкрепления со всеми этими пулеметами туда, где они действительно нужны?
– На юге нет разгрома. Мы знаем о нем только благодаря Хаасу.
– Хаас. – Херцог треснул кулаком в перекрытие с такой силой, что с потолка посыпалась земляная пыль, а его собственное стальное плечо жалобно звякнуло. – Когда этого мерзавца поймают, я раздавлю его голову, как червивое яблоко. Впрочем, вряд ли он дойдет до меня в пригодном для этого состоянии. Говорят, Зейдель уже пообещал снять с него шкуру.
– У меня есть Зиверс, большой специалист по этой части… Хааса нашли?
– Насколько я знаю, нет. Но очень сильно искали. С полчаса назад я был на позициях «сердец» Йонера, слышал, что там тоже переполох – ищут люфтмейстера. Приказ Бергера – найти и доставить силой. Но он как сквозь землю провалился. На узле связи нет, в штабе нет, в траншеях вроде бы тоже…
– Думаю, можно его уже не искать, – проронил Дирк, с отвращением глядя на бинокль. – Он уже там.
– Где там? – не сообразил Херцог. Потом нахмурился. – То есть там? У них?
– Конечно. Французы наверняка обещали ему комфортную жизнь до конца войны. Где-нибудь в Ницце или Пьемонте. Подальше от окопной грязи, которую он так ненавидел.
– Предатель. – Это слово было тяжело, как скользнувший в ствол патрон.
– Да.
– Подделал донесение и сам смылся к лягушатникам?
– Другого варианта я не вижу, Херцог. Ошибка невозможна.
– Кто бы сказал… Беспомощный пьянчужка, жалкий, вечно ноющий… Значит, маскировка?
– Или нервы не выдержали. В любом случае ему придется глубоко пожалеть о содеянном. Не хочу думать, что сделает с ним мейстер. Ладно, хватит болтать. – Дирк постучал кулаком в потолочные балки. – Штейн, доложить всем! Ждем танки! Готовьте ружья и передайте Тиммерману, что сегодня у него есть шанс хорошо повеселиться. Пусть приглашает свою девушку на танец.
Штейн проворно отдал честь и метнулся к выходу из блиндажа. Дирк хотел крикнуть ему вдогонку, чтобы привел в наблюдательный пункт Карла-Йохана, но не успел.
Какая-то особенная нота привлекла его внимание, тонкая, вибрирующая, выпадающая как будто из общего хора. И эта нота, очень знакомая, слышанная прежде, говорила о том, что…
– Ложись! – рявкнул Херцог и повалил Дирка на пол. «Цейс» полетел в сторону, зубы звякнули друг о друга.