— Имя твоей матери? — спросил он неожиданно требовательно.
— Стефания Антонелли, в девичестве — Тесситоре. Мне было пять лет и вы…
— Что за лютый бред? — он вскочил, и от его насмешливого спокойствия не осталось и следа. — И ты решила, что я говорил всерьез?
— Разве колдуны бросают слова на ветер? — ввернула я фразочку мачехи. — У меня есть жених, господин Близар, и если вы не желаете меня в жены…
— Конечно, не желаю.
— Значит, я свободна?
— Как ветер в поле.
Это было именно то, на что я рассчитывала.
— Напишите об этом расписку, — я перешла на деловой тон и даже оглянулась в поисках перьев и чернильницы, но в зале ничего подобного не было. — Напишите расписку, что отказываетесь от меня, поставьте подпись и печать — все, как полагается. И еще, пожалуйста, дайте пару монет на обратную дорогу и сапоги. Мне придется остановиться в гостинице, а там…
Но колдун перебил меня:
— Антонелли совсем до ручки дошел? — процедил он сквозь зубы. — Ничем не могу помочь. Мне надоело заниматься благотворительностью в отношении твоей семейки.
— Мы все вернем, — сказала я с достоинством. — Просто в дороге я… потеряла кошелек. Вам нечего боятся, дела моего отца сейчас идут хорошо, и Антонелли всегда верны слову.
— Не обсуждается, — отрезал он, думая, как мне показалось, о чем-то другом. — Обещаниями корми кого другого.
Отчаянье придало мне смелости, и я выпалила:
— Хорошо, тогда я отработаю!
Колдун посмотрел на меня так, словно я предложила ему пиявку на закуску.
— Ты меня точно не заинтересуешь, — сказал он преувеличенно-вежливо.
Я покраснела от такого откровенного намека, но постаралась держаться твердо:
— А я вам себя и не предлагаю. У меня есть жених, если помните. Но вы сказали, у вас нет слуг, поэтому я могу убрать в зале. Вы заплатите мне пять монет серебром, дадите новые сапоги, — я посмотрела на свои разорванные бархатные сапожки, перетянутые обрывками шали. — И мы расстанемся навсегда. Договорились?
Он заколебался. Быстро взглянул на меня, потом оглядел пыльный зал.
— Хочешь сказать, ты сильна в уборке?
— У меня много талантов, — ответила я, сделав неопределенный жест рукой. Ему не надо знать, что этот талант с особенным упорством оттачивался моей мачехой. Хорошо то, что сейчас ее школа сыграет мне добрую службу.
Колдун заколебался, и я пошла в наступление, добавив вкрадчиво:
— Еще я умею варить отличный кофе. Если ваше сиятельство предпочитает на завтрак кофе, а не какое-нибудь зелье из пупырчатых жаб…
Наверное, в зале было полно щелей, потому что сквозняки так и гуляли — мне в лицо вдруг дунул холодный, колючий ветер, бросив в глаза пригоршню сухого снега. Я зажмурилась, и сразу же раздалось шипение, как будто на уголья вылили ведро воды, а Близар пробормотал ругательство сквозь зубы.
Проморгавшись, я обнаружила, что нахожусь в абсолютной темноте — вдруг погасли и свеча, и огонь в камине. Судя по шороху, доносившемуся с той стороны, где находился стол, колдун искал свечу.
— Ты пожалеешь, мерзкая баба, — услышала я его злой шепот и совсем перетрусила. — Где же проклятое кресало?..
— Недостойно графу так оскорблять девушку, — сказала я, и голос мой прозвучал до противного жалобно. — Я ничего вам не сделала, это вы поступили неразумно тогда, пятнадцать лет назад… Это вы… И я вовсе не баба…Тем более — мерзкая…
— Пять серебряных монет и сапоги — за уборку и кофе, — сказал он из темноты очень спокойно, как будто только что не угрожал мне.
— Деньги, сапоги и расписка, — быстро напомнила я, сразу забыв обиды.
— И расписка, да, — согласился он.
Раздалось чирканье, посыпались красные и желтые искры, а потом затеплился огонек свечи.
Я увидела резкий профиль Близара, освещенный пламенем, спутанные волосы упали на лоб. Колдун был похож на хищную птицу, заприметившую жертву. Только кто был этой жертвой? Неужели, я?..
— Ты ничего не слышишь? — спросил вдруг он.
Замерев, я прислушалась. В замке было тихо, только с моей оттаявшей шубы на каменный пол звонко шлепались капли. Помолчав, я осторожно спросила:
— Что я должна услышать?
Граф медленно повернул голову и посмотрел на меня. И опять я подумала о свете недосягаемых зимних звезд, глядя ему в глаза. Прошла минута, вторая… Я неловко переступила с ноги на ногу, и насквозь промокшие сапоги противно чавкнули.
— Ничего. Показалось, — сказал Близар, понимая свечу, а я подхватила сумку. — Пойдем, покажу, где будешь спать. Комната отличная, и постель хорошая…
Услышав эти слова — точь-в-точь, что говорил противный Юрек в гостинице «Рейнеке», я остановилась, как вкопанная.
— Простите, милорд… — сказала я, не двигаясь с места.
— Что еще? — он спросил это с раздражением и немного устало.
Мне было стыдно, и я едва смогла произнести:
— Могу я быть уверена… в вашей добропорядочности…
— Можешь, — сказал он коротко.
— Могу ли я верить вам…
— Тебе достаточно посмотреть на себя в зеркало, — сказал он жестко.
Слова были, как пощечина, но разве не на это я надеялась?..
— Не отставай, — позвал Близар. — Этот дом не любит гостей.
Он говорил так, словно замок был живой.
4