— Почему вы пожалели ее? — спросил я, не оглядываясь. — Она ведь не лучше девушки, что полюбила музыканта… Но той вы вылили на голову ведро смолы, а эту наградили бриллиантами… Не понимаю…
— За что мне ее наказывать? — спросил он, и я услышала насмешку. — Она сказала правду. Правда дорого стоит.
— Вы платите не только за разврат, но и за правду? — не удержалась я от колкости и обернулась.
— А это не твое дело, — сказал он, перебросил мне розу, которую я машинально поймала, и взбежал по лестнице.
Я отбросила розу прежде, чем успела что-то сообразить, как будто она обожгла мне руки — прекрасный цветок показался мне грязным, словно болотная жаба.
Нежные алые лепестки странно смотрелись на сером каменном полу — брошенная нежность, растоптанная красота. Этим цветком Близар соблазнял несчастных девиц… Зачем он бросил его мне? И что было бы, вздумай я принять этот цветок? Означало бы это, что я тоже согласна обменять чистоту на серебро?..
Алые лепестки вдруг покрылись изморозью, вспыхнули голубоватым светом, побледнели и стали прозрачными, словно хрустальными.
Некоторое время я изумленно смотрела на чудо, а потом наклонилась и осмелилась потрогать прозрачный цветок. Это был лед. И под моей рукой он сразу начал таять. Я отшатнулась и брезгливо вытерла руки платком.
Даже розы колдуна были не настоящими, что уж говорить о чувствах.
Но что же я наблюдала только что? Приезд Туры не вписывался в привычную картину. Это что же — для колдуна главное преступление не то, что девица не сохранила чести, а то, что она солгала, скрыв об этом? «Правда дорого стоит». Человек, который не держит слова, ценит правду?
Я громко фыркнула, показывая самой себе, что ни капли не поверила в благородные порывы колдовской души. Да полноте! Есть ли у колдунов душа?!
Но даже фыркнув, я осталась стоять, как примороженная, вспоминая то, что видела, и снова и снова повторяя все слова, сказанные здесь. В коридоре все еще пахло розами, и еще — морозной свежестью, но вскоре к этим изысканным запахам прибавился еще один — вовсе не изысканный.
Рагу! Горит!..
Бросившись в кухню, я стащила с печи горшок и, ругая себя за растяпистость, принялась спасать обед, пока он не пропах гарью.
Я успела поесть и перемыть посуду, и подумать о многом, когда в кухню заглянул Сияваршан:
— Бефаночка! Наш дорогой хозяин собирается проехаться до города и спрашивает, не хочешь ли прокатиться с ним.
— Съездить в город? — сердце мое забилось, как птица. Может, мне удастся сообщить отцу…
— Только без глупостей, — предупредил Близар.
Он стоял сразу за Сияваршаном, я сразу не разглядела его в полутьме коридора.
— Будешь ходить за мной, как привязанная, Антонелли. И ни шагу в сторону.
Поездка! В город! Выйти, наконец, на свежий воздух, увидеть солнце!..
— Нет, не поеду, — сказала я твердо.
Призрачное лицо Сияваршана вытянулось.
— То есть как это — не поедешь? — я услышала смешок, Близару было смешно. — Просто так — не поедешь?
— Не хочу, — ответила я, отворачиваясь к полкам, чтобы навести там порядок — мясо в одну сторону, хлеб в другую, коробку с кофейными зернами — на полку ниже.
— Она не хочет, — сказал Сияваршан. — Позову Велюто…
— Подожди, — Близар вошел в кухню и остановился по ту сторону стола. — Надо разобраться. Ты хочешь поехать, Антонелли, но отказываешься. Почему?
Я медленно оглянулась. Синие глаза смотрели на меня пристально, и как-то по-новому… с веселым любопытством… Чем же я так забавляла колдуна? И неужели он искренне не понимал, почему я отказываюсь?
— Может, пояснишь причину отказа? — спросил Близар.
— А что тут пояснять? — я начала горячиться. — Я живу в вашем доме уже столько времени, а ваша репутация оставляет желать лучшего. Когда я вернусь домой то смогу соврать, что была в гостях у троюродной тетушки или навещала двоюродного дедушку. Но что я скажу, если вся столица увидит, как я разъезжаю в санях с самым… — я помедлила, но всё-таки закончила, — с самым развратным мужчиной в королевстве? И как получается, что вы — колдун и прорицатель — не понимаете этого?
Близар выслушал мою речь, не меняясь в лице, а когда я замолчала, бросил:
— Прямо убила словами.
Он развернулся и вышел, а Сияваршан предостерегающе состроил мне выразительную гримасу и поплыл следом за хозяином.
Я осталась одна и поплакала от злости на колдуна и от жалости к себе. Чего бы я сейчас не отдала, чтобы мчатся в санях с Роландом, и чтобы ветер был в лицо, и бубенчики на лошадиной сбруе вызванивали веселую мелодию. Но ехать с колдуном?..
Близар вернулся через час, и Сияваршан перетащил из саней в кухню множество свертков.
— Разбирай, Бефаночка, — сказал он, подмигнув мне. — Никогда не видел, как Близар самолично ходит по лавкам! Так что не волнуйся — за все заплачено честно, серебром.
Я развернула один из пакетов и обнаружила великолепную свиную вырезку, а в другом пакете нашлось белое рождественское печенье — его часто пекла мама, называя на свой манер — брутти-ма-буони, некрасивые, но вкусные.
— Пробуй, — добродушно разрешил Сияваршан.