Я часто засыпал с чувством голода. Со временем к этому привыкаешь. Единственный минус — тебе всю ночь снится еда, а когда ты просыпаешься, этой еды у тебя нет. С годами мне стали сниться и другие вещи, не обнаружив которые утром рядом с собой, я расстраивался. В детстве, именно благодаря этой диете, я полюбил пшеницу. Я очень много ел макарон вприкуску с хлебом, и с тех пор, по привычке всегда ел хлеба больше, чем основного блюда, чтобы быстрее наедаться. Было уже поздно, когда отец пришел с улицы. Он не работал. Он собирал бутылки и осматривал все урны с мусором у нас на районе в поисках жестяных банок. Сначала он налил горячей воды в тазик, а затем положил в него несколько пустых бутылок, чтобы к утру этикетки отклеились, и он смог сдать их дороже. Наш дом мгновенно наполнился кисловатым запахом хмеля. Затем отец подозвал меня к столу и вынул из пакета торт. Большой красивый торт в упаковке. Я покрутил его и, заметив, что там не хватает одного куска, вопросительно поглядел на отца. Мать вышла на кухню, сняла крышку, проверила срок годности и осторожно попробовала торт на вкус. Было решено, что мы сегодня устроим себе небольшой праздник. Я съел два больших куска с чаем и с улыбкой на лице лег спать. Так мало человеку нужно для счастья. Так мало.
Посреди ночи дверь в мою комнату резко распахнулась, а затем человеческое тело громко ударилось об деревянный пол. Отец несколько раз выругался, а затем бессвязно застонал. Я не сразу понял, в чем было дело. Мне еще казалось, что я сплю, но это был уже не сон. Такое происходило довольно часто, и позже я привык к этому. Человек может к чему угодно привыкнуть если есть время. Год за годом пьяный отец падал, ломая руки и ноги. Он мог ввалиться в мою комнату, мог ввалиться в комнату к матери, мог ввалиться в свою комнату и промахнуться мимо кровати, а мог упасть в коридоре. Это было не самое плохое, самое плохое было то, что в таком состоянии он решал, где у нас будет находиться туалет. Со временем весь наш дом пропах едким запахом аммиака, и никакие освежители воздуха уже не помогали. Я и раньше не мог позвать к себе в дом кого-нибудь из друзей, стыдился, а теперь и вовсе казалось невозможным принять у себя гостей. Бессонные ночи, где мать ругает пьяного отца и громко плачет, сменялись утром, где я тяжело вставал с кровати и собирался в школу, а позже уже собирался в университет. Я шел на холодную кухню и зажигал все конфорки на плите, чтобы хоть немного согреться. Умывшись, я надевал вещи, которые не подходили мне по размеру. Они доставались мне от маминых знакомых, дети которых выросли или купили себе что-то новое. Донашивая чужие вещи, я доживал чужую жизнь, ведь в моих мечтах все было иначе. В своем воображении я представлял себя кем угодно, только не тем, кем я был. Но я не хочу, чтобы меня жалели. Ведь это обычная жизнь, обычного человека. На моей улице таким был каждый второй. От этого не убежать, и я часто во снах вспоминаю, то что, мне следовало бы забыть.
Я родился в семье несостоявшихся людей. Моим воспитанием всегда занималась мать, но я всегда был больше похож на отца. Он был мечтателем. Моя бабушка по отцовской линии воспитывала его одна. Он ни разу не видел своего папу и даже не знал, кем он был. Тяжелые отношения. Вместе с ними в стареньком доме, жил его дед. Он сам своими силами построил частный дом на небольшом клочке земли по улице Верхняя на окраине города Куйбышев. Мой отец хотел стать художником, но его мать была против этого.
— А кушать мы твои картины будем? — ворчливо повторяла она, всякий раз, когда мой отец заговаривался о своей дальнейшей судьбе после школьной скамьи.