Господин Окободжи

Она говорила это без упрека, без обвинения. Она просто констатировала факт. Я родился в девяносто первом году, когда СССР перестал существовать и наш город Куйбышев стал Самарой. Во время перестройки мой отец попал под сокращение и потерял должность художника по бутафории в театре. С таким поворотом судьбы он уже не справился. Второй раз в жизни его планы рушились по какой-то нелепой случайности и его это добило. Он начал пить. Сильно пить. За все время я видел его трезвым лишь несколько раз, и всегда он молча сидел на холодной кухне и согревался горячим чифиром. Однажды, когда я пришел со школы домой, он пожарил мне два яйца и положил к ним веточку петрушки. Это были самые вкусные жареные яйца, что я пробовал. И не потому что это блюдо было каким-то особенным, а потому что это блюдо приготовил мне отец. Первый и последний раз в жизни.

В Красном Яре осталась жить моя бабушка по материнской линии, которую я часто там навещал. В детстве я проводил в селе каждое лето. В те времена каждое лето было особенным летом. Одно такое лето я полностью посвятил рыбалке. Вместе с взрослыми ребятами я стоял на берегу реки Сок и удил рыбу. Сначала маленьких бычков, а затем, на живца, уже более крупную рыбу. Я закидывал удочку множество раз, но всякий раз, вытаскивал из воды лишь наживку, как вдруг, во время очередной попытки у меня сильно дернулась леска, и я начал мотать катушку изо всех сих. Это была большая, серьезная рыба. Она отчаянно болталась на крючке, надеясь сорваться, а я не мог подойти к ней, так как боялся брать ее в руки. Спустя несколько минут я смирился, и уже хотел снять рыбу с крючка, но мне на выручку пришел один из взрослых ребят, и ударом об камень оглушил ее. Затем он демонстративно вручил мне заслуженный трофей. Помню, как я возвращался через село с удочкой на плече, на которой болталась рыба. Все прохожие восторженно смотрели на меня, как и бабушка с тетей и мамой.

Моя семья не была образцовой, и матерные выражения часто звучали у нас в доме. Это не было зазорно, просто так было заведено. В детстве я много сквернословил. Особенно всем запомнился один случай, который произошел со мной, когда я опять гостил у бабушки в Красном яру. Мне было всего лишь три года, но я уже свободно владел крепким словцом. Я вышел во двор и через клумбы с цветами моей тети направился к бане, где она колола дрова.

— Эй, малец! Иди сюда! — раздался громкий голос соседа.

Я прошел мимо бабушки и встал около забора.

— Что это у вас? Банька готовится, да? — весело начал он.

— Ага — буркнул я, чувствуя сильный запах спиртного, к которому я уже натаскал свой маленький нос.

— У вас банька-то старая уже, а у меня гляди-ка, новая какая! Сам построил! — его красное лицо излучало неподдельную радость, и гордость за свою новую баню — приходи купаться?

— Ни ты, ни твоя баня мне и на х*й не нужны! — крикнул я и убежал обратно в дом.

Никогда не любил хвастунов и алкоголиков.

Родственников у нас не было, все либо умерли, либо перестали с нами общаться. Мы все так же жили в старом деревянном доме на окраине города Самара, недалеко от автостанции Авроры, только уже втроем. Папа, мама и я. В Красном Яре у меня осталась бабушка и тетя. В детстве я не получил воспитания, но я получил самое ценное, что мог получить — свободу. Свободу во всем, но главное то, что у меня получилось ей правильно распорядиться. Не сразу, но постепенно я нашел верную дорогу. Я начал курить рано, но я и рано бросил, буквально после двух затяжек, сделанных за гаражами в начальных классах школы. Пить, я никогда не пил, ведь пример в лице моего отца был перед глазами. Позже, когда я стал чуть взрослее, я мог пропустить бокал красного вина или стакан темного холодного пива за ужином, но не более. Я целыми днями играл в футбол на школьном поле, а когда не играл, то сидел у себя во дворе, фантазируя о чем-то нереальном. Я часто играл сам с собой, и это прекрасно развивало моё воображение и способность мечтать. Мечтать о лучшей жизни. Отец в пьяном угаре часто кричал, что он потомок богатого рода, и закопал у нас во дворе свои сокровища.

— Я барон, Фон Швец! — говорил он, и делал очередной глоток перцовой настойки из фанфурика.

В детстве я любил верить в чудеса. Тогда я еще не утратил этого прекрасного навыка. Я несколько раз перекапывал наш двор в поисках заветных сокровищ, но ничего не находил, и мы сажали картошку, помидоры и огурцы на свежевскопанный чернозем. Все неблагоприятные факторы моего взросления сделали меня сильным в духовном плане. Я рос в не простых условиях. Это означало, что все, что будет ждать меня впереди, будет только лучше. Со дна лишь одна дорога — наверх.