Здесь не изобретали новых богов, но так же не исчезали и не забывались старые, даже, может быть, утерявшие былую силу и богатство. С развитием торговли и науки пришлось писать новые законы, но каждый из них тщательно приводился в соответствие с тысячами древних кодексов и уложений: в результате Пеллия породила целую касту профессиональных, блестяще образованных законников, занятых исключительно представительством своих нанимателей в судах и особых торговых коллегиях, настолько сложны и запутаны были пеллийские законы. У меня на родине мне не приходилось видеть ничего подобного; но, по чести говоря, и торговых империй я там не встречал. Очень богатым считался купчина, владеющий двумя-тремя кораблями и, может быть, небольшой полукустарной мануфактурой или угольной шахтой. У нас не было ни громадных портов, в которые ежедневно заходят сотни океанских судов, ни вечно чадящих заводов, ни гигантских, никогда не засыпающих верфей. Ничего похожего на «Бринлееф» в моем полушарии построить просто не могли… когда-то я был потрясен, увидев в Альдовааре городской водопровод, на котором день и ночь трудились четыре паровые машины, непрестанно качающие пресную воду в дома зажиточных горожан.
И, конечно же, я был поражен тем едва ли не расточительным богатством, которое отличало пеллийскую художественную традицию: мне казалось, что здесь украшали буквально все: от резных храмовых колонн, инкрустированных полупрозрачным морским камнем, до обычных сельских усадеб. Буквально всюду на глаза мне попадались то старые позеленевшие рельефы, изображавшие сцены религиозного содержания, то удивительные, кажущиеся сплетенными из мрамора фонтаны, то вдруг в глубине чьего-то парка мелькала за кованым забором странная статуя, в грубоватых линиях которой ощущалась олицетворенная фантазией мастера мощь. Наверное, во всех этих творениях сам пеллийский дух – немного заносчивый, самоуверенный и в то же время бесконечно пытливый и деятельный.
За время моего пребывания в столице я позволил себе лишь несколько пеших прогулок, но даже их было достаточно для того, чтобы с головой окунуться в этот причудливый мир, в котором вековые традиции неожиданно сплетались с современностью. От порта можно было подняться на холм Э-Ре-Бьеф, где короновался когда-то легендарный король Тийен, принявший Свод Свобод и Дозволений – основу пеллийского законодательства, – и там, двигаясь по утопающим в цветущих деревьях улочкам, глядеть на всегда коптящие трубы верфей, которые строят многомачтовые океанские гиганты, не боящиеся бурь. А на глаза мне то и дело попадались то древний бассейн на крохотной, мощенной темным камнем площади, то культовые ворота с маленькими бронзовыми жертвенниками, то старенький храмик, в облупившихся колоннах которого притаилась загадочная пыльная тень… Мое прошлое, такое вроде бы недавнее, уже стало казаться каким-то темным, беспокойным сном, прерванным, перерезанным сверкающей гладью бессмертного океана. Да и то: ведь я стал неотделим от моря, в Пеллии море было повсюду, его свежее дыхание свободно неслось над этими жаркими островами, врастая в человеческую плоть и, пожалуй, в самую душу.
Следующие два дня, прошедшие после знакомства с нотариусом, я безвылазно просидел на вилле за книгами. С моря временами налетал короткий, но злой дождь, штормовой ветер нес по небу нескончаемую вереницу туч, и мне не хотелось никуда выходить. Я сидел в кабинете, бесцельно перебирая пыльные тома старой библиотеки и гнал от себя отчаяние, то и дело возвращавшееся вместе с памятью об Айрис.
Энгард несколько раз куда-то исчезал, время от времени нас навещали люди Дайниз, но, судя по лицу Энни и пустопорожним разговорам за ужином, новостей пока не было. А утром третьего дня, когда я, приказав подать завтрак в кабинет, уселся в привычное уже кресло и окинул взглядом полки с книгами, из приоткрытого окна раздался негромкий скрип калитки. Я не обратил на него ни малейшего внимания – калитка у нас скрипела по многу раз на день, но через несколько минут в дверь кабинета настойчиво поскреблись.
– Вам письмо, мой господин, – высокая черноволосая девушка держала в руке запечатанный пакет.
Я тревожно вскинулся из кресла, вырвал у нее послание и сломал сургучную печать. Почерк, крупитчато-экономный и не лишенный стиля, выдавал образованного человека. С первых же слов я понял, что это Каан.
«Сегодня же, в два часа пополудни, жду вас и вашего молодого друга в таверне „Черный шмель“, что подле Морской биржи. Дела отлагательств не терпят, но все же, если вы не сможете прибыть, прошу вас навестить меня завтра на обычном месте. Преданный вам, В.К.».
– Где господин граф? – выкрикнул я, складывая тонкий листок.