Маркс выбежал в открытую дверь. По лестнице вниз. Потом из подъезда. Потом через улицу. Там его задавила машина, за рулем был молодой парень, а рядом девчонка, они даже не заметили, не оглянулись на пыльную бежевую тряпочку на асфальте, в которую превратился котенок Маркс. Машина выехала на перекресток, где ее смял и расплющил танк, и тоже не задержался – дивизия имени Каледина выдвигалась в центр города, чтобы расстрелять губернатора и навести порядок. Но федералы послали штурмовую авиацию и с воздуха разнесли их танки, казармы и весь город заодно.
Через пять лет к власти пришли коммунисты. Еще через год новое начальство приехало в те места, в палаточный лагерь, где жили уцелевшие люди.
Было жарко. Пот катился с генерального секретаря, коренастого рыжеватого мужика.
– Принято решение, – сказал генсек. – Всем вам, товарищи, дадут бесплатное благоустроенное жилье. Где? Вот здесь! На месте этого города, разрушенного кровавым антинародным режимом, решено построить новый социалистический город! Краше прежнего! И назвать его именем великого учителя трудящихся всего мира! Марксоград!
Все захлопали.
Он достал платок и вытер свое круглое курносое лицо с широкими усами.
Сорок мучеников
Я помню, что на карте Подмосковья была неправильно обозначена дорога, соединяющая Калужское и Варшавское шоссе. В реальности она шла от 45-го км, а на карте – от 38-го км. Чтобы враг не догадался.
Некоторые важные учреждения назывались как бы с намеком. Именами разных суровых явлений природы: предприятие
Вот.
Одного моего знакомого послали в командировку в этот самый институт, где Андрей Иваныч командует. Институт находился на периферии, в городе N. Моего знакомого проинструктировали так: «Городок очень маленький. Как выйдешь со станции, сразу увидишь церковь. Напротив церкви скверик, за сквериком глухой забор, в заборе дверь. Это первая проходная».
Приехал. Городок правда маленький. Но зато буйно растут деревья. Березы, тополя и яблони со сливами. За густой листвой совершенно не видно никакой церкви.
Он подошел к какой-то тетке:
– Мамаша, а где тут у вас церковь?
– А церкви-то у нас нету, сынок! – И пошла по своим делам.
Остановил другую:
– Бабушка, церковь где?
– Церковь? Какая такая церковь? Никакой церкви! Интересные дела.
Но недаром мой знакомый был опытным работником секретных отраслей. Он понял, что под церковью эти отсталые старухи имеют в виду
Тогда он спросил какого-то мужчину с добрым, открытым лицом:
– Тут у вас где-то есть бывшая церковь…
– А тебе с какой целью? – перебил мужчина, пошатываясь.
– Я краевед, – сказал мой знакомый.
– Козел ты, и больше никто! – захохотал мужчина, рухнул в траву, положил руки под щеку и захрапел: он был мертвецки пьян.
Мой знакомый в тоске огляделся. По дорожке шла молодая женщина учительского вида.
– Простите, – бросился он к ней, – я ищу здание старинного храма, мне сказали, что где-то здесь недалеко.
– Да, совсем рядом, – сказала она. – Там за поворотом будет скверик, за ним секретный военно-химический вроде институт, и если стать к институту спиной, то напротив и чуть левее – храм. Сорока мучеников Севастийских. Давайте я вас провожу.
– Не надо, спасибо, – сказал он.
– Не за что, – грустно улыбнулась она.
Две Азии
Жили-были живописец Герасимов и скульптор Мерку-ров.
Оба – столпы социалистического реализма. Мерку-ров – создатель циклопических статуй Сталина, а Герасимов – автор бессмертного полотна
Во время войны их вызвали куда надо и сказали, что им доверено изобразить нашего главного монгольского друга, маршала Чойбалсана. С натуры. Создать, соответственно, портрет на холсте и бюст в мраморе. И спросили, какой гонорар бы они сочли справедливым.
Деловитый Герасимов сказал:
– Пять тысяч рублей, как обычно.
А патетичный Меркуров всплеснул руками:
– Да что вы! О чем вы? Какие деньги? Для меня большая честь!
Когда портрет и бюст были закончены, Герасимову передали его гонорар.