Господин штабс-капитан (СИ)

- Да… странно… - согласился я, - нелепая артподготовка, надо сказать. Ведь противник обнаружит расположение всех наших батарей! И что тогда?! Как они накроют наших славных артиллеристов?!

Но, несмотря на отсутствие здравого смысла в артиллерийском обстреле позиций противника, он все равно не прекращался. Мои солдаты уже обстрелянные и привыкшие к условиям передовой, не обращали никакого внимания на перелетающие через наши головы снаряды. Они рвались где-то там, очень далеко. Пройдясь по своим позициям, я убедился в хорошем боевом духе роты. Нижние чины как никогда готовы были атаковать противника и если нужно погибнуть при этом. Что служило такому высокому боевому духу, сказать сложно. Наверное, продолжительный отдых в тылу, но скорее всего Пасха и Красная горка. Все верили, что смерть в эти дни особенно почетна. Среди солдат бытовало мнение, что погибшие в эти дни сразу же представляются перед Господом. В третьем взводе рядовой Иванов играл на гармонике, а несколько человек пели песни. Другие, прислонившись к стенкам окопов дремали.

Возможно вопреки команде, по желанию австрийского расчета, а может еще по каким-то причинам мы услышали три ответных залпа австрийцев. Они не причинили никому никакого вреда и разорвались где-то в лесном массиве в пяти сотнях метрах от наших окопов.

Около двенадцати ночи я лег вздремнуть. Канонада не помешала мне спать. Интенсивность ее то нарастала, то, казалось, артобстрел вот-вот закончится.

В четыре часа, еще не светало, меня разбудил ординарец. Я отметил про себя, что артобстрел не прекратился. Командир полка вызывал всех офицеров вплоть до командиров рот в штаб полка. Одевшись и зябко ежась от предутренней прохлады, я отправился в штабную хату. Там уже присутствовали почти все командиры. Вскоре, когда появился последний батальонный командир, Зайцев сказал:

- Ночью по телефону я разговаривал с генералом. Наше положение пиковое. Нам ничего не остается, как атаковать. Мы, командиры полков, все, как один, поддержали его решение незамедлительно атаковать. Приказано атаковать с рассветом! Что, господа, не посрамим русского оружия?!

- Никак нет! – ответили все.

- Возвращайтесь в свои подразделения и ждите сигнала к наступлению! С нами Бог! За веру, Царя и Отечество!

Вернувшись в роту, я, прежде всего, распорядился разбудить всех взводных и потребовал их прибытия к себе.

- Так, други мои! Приказано атаковать и взять Сирет сегодня на рассвете…

- Ну, что ж, атаковать, так атаковать! Мой взвод готов! – бодро сказал Виноградов.

- Все готовы! – подтвердил Минский.

Офицеры удалились. Через пятнадцать минут рота была готова к атаке. И когда мы получили условленный сигнал, в едином порыве под громогласное «ура» рота ринулась в атаку.

В итоге, потеряв четверть своего состава, полк взял городок. Уже на следующий день по дивизии прокатился слух, говорили, что генерал Денин, командир нашей стрелковой дивизии, войдя в город, отправил Брусилову телеграмму, в которой сообщал об успешном взятии города. А через некоторое время телеграмму дал и генерал Зайчиков с сообщением о взятии Сирета. Тогда Брусилов на телеграмме Зайчикова написал «… взял Сирет, а вместе с ним пленил и Денина».

ГЛАВА 11.

Маленькая передышка.

Маша стояла на тротуаре в самой гуще встречающих. Ее глаза внимательно всматривались в проходивших строем солдат и офицеров. Я первый ее заметил, и мое сердце учащенно застучало. Что-то сжалось внутри, а потом с облегчением отпустило. Боже, - пронеслось у меня в голове, - эта она! Она ищет меня! Я, не отрываясь, смотрел на нее и вдруг, Маша словно почувствовала мой взгляд. Ее голова повернулась влево, в мою сторону. Наши глаза встретились, и я увидел, как в них взорвалась бомбой радость. Сжатые в напряжении губы растянулись в счастливой улыбке. Она сорвалась с места и бросилась ко мне. Я, забыв о шагающей рядом роте, кинулся ей навстречу. Добежав, Маша обняла меня за шею и стала осыпать мое лицо поцелуями.

- Милый, милый, - приговаривала она, - жив…живой!

- Да, живой… Все хорошо…, - отвечал я ей и словами и поцелуями в губы.

Нас догнали коробки моей роты. Я почувствовал, как улыбаясь во весь рот, некоторые по-доброму, некоторые с завистью смотрели на меня нижние чины.

- Господин штабс-капитан, оставайтесь, я приму командование, - шепнул мне Хитров, а потом громко скомандовал: - Ротааа песню запе-вай!

И почти сотня легких, которая совсем недавно орала простое «ура», держа винтовки наперевес и мчась на врага, набрала внутрь теплый ппочти летний воздух, а затем из этой сотни мужских глоток русских солдат вырвалась песня, разудалая и веселая:

Разудалый ты солдатик

Русской армии святой

Славно песню напеваю

Я в бою всегда лихой!

Не страшится русский витязь

Не страшится он никак

Ведь за ним семьи молитвы

С ним и Бог, и русский царь!”