Господин судебный пристав

– Рад тебя видеть, господин Малов, – сказал Митрофан так, словно их случайная встреча была самой значительной радостью в его жизни.

– Я тоже, – сухо буркнул Кузьма, но это не смутило Бурматова.

– Когда суд над Халиловым и Мавлюдовым? – поинтересовался он, доставая из пачки папиросу и закуривая.

– Пока не знаю, – ответил, пожимая плечами, Кузьма.

– А ты готов к предстоящему заседанию?

– Я жду не дождусь этого дня.

– Только не пори там горячки, я знаю тебя.

– А уж это как получится. Не приговорят козла старого к смертной казни, я сам придушу его прямо в зале суда.

– Ты бы не думал о мести, Кузьма, – сказал Бурматов. – Халилову и так воздадут сполна за его «заслуги».

– Хотелось бы надеяться, – усмехнулся Малов недоверчиво, натягивая перчатку. – А вот возьмут и пожалеют? У него же в своё время всё было «схвачено» в суде. Пожалеют «по старой памяти», на каторгу отправят вместо казни, объяснив «смягчающие обстоятельства» старостью подсудимого.

– Пусть даже так, – пожал плечами Бурматов. – Меньше двадцатки каторжных работ не дадут, это уж точно, а такой срок… Сам понимаешь, для Халилова это хуже, чем смерть.

Попрощавшись и отойдя от Малова на пару шагов, Митрофан вдруг обернулся:

– А вот старика Мавлюдова в Уфе к двадцати пяти годам каторги приговорили, слыхал?

– Нет, – посмотрел на него с недоумением Кузьма.

– Я только вчера узнал об этом, – улыбнулся Бурматов. – Услышав приговор, мерзавец скончался от сердечного приступа прямо в зале суда. Очень может быть, и подлюгу Халилова ждёт такая же участь.

Проводив его долгим задумчивым взглядом, Кузьма вошёл в здание суда, где его уже ожидал вызов к начальнику.

– Проходи, присаживайся, Кузьма! – поприветствовал он Малова. – У тебя всё в порядке?

– Не совсем, – признался Кузьма, присаживаясь на стул.

– Ах да, знаю о твоей беде, – вздохнул начальник. – Очень тебе соболезную.

Кузьма пожал плечами. Начальник достал из шкафа графин с водкой и пару стаканов:

– Времена настают трудные, Кузьма. Сам чёрт не разберёт, что творится в России нашей. Погрязли по уши в войне с Германией, а в тылу все как взбесились. Кругом на улицах митинги и забастовки. Закон попирается всеми, и считается это кощунство чуть ли не доблестью.

Он смолк и посмотрел на Малова. Кузьма был сбит с толку, но сохранял вежливость.

– Начинаются шальные времена, – продолжил начальник. – И неизвестно, каким боком коснутся нас возможные перемены. В Москве, Петербурге – разброд и шатания. Обойдётся или нет, как думаешь?

– Я… я не совсем понимаю вас, – признался Кузьма. Под давлением обрушившегося на него горя он просто не замечал того, что происходило на городских улицах.

Начальник занервничал:

– В стране… Да что далеко ходить, в городе нашем чёрт-те что творится, а он, видишь ли, меня не понимает?!

«Чёрт возьми, он, наверное, думает, что я сошёл с ума!» – ужаснулся Кузьма.

– После рождественских праздников, если ничего не случится, состоится суд над Халиловым и Мавлюдовым, – сказал вдруг начальник. – Будь готов к предстоящей процедуре.

Доброжелательный взгляд голубых глаз начальника вдруг похолодел, а лицо стало почти отчужденным.

– Лично я убеждён, что старика приговорят к смертной казни, а Мавлюдова – к длительному сроку на каторге, – продолжил он. – Так же будет вынесено решение о конфискации их имущества, и эту обязанность, при полном одобрении судьи, я намерен возложить на твои богатырские плечи, господин Малов.

– На меня? – удивился Кузьма. – Но я ведь прохожу по делу свидетелем.

– Конфискация имущества состоится после вынесения приговора, – «утешил» его начальник. – Так что… Кстати, а ты не знаешь, где может хранить своё богатство Сибагат Халилов? Ты же был вхож в его дом.

– Извините, Дмитрий Степанович, но, пожалуй, я не смогу быть вам полезен в этом деле, – Кузьма встал и, не зная, как поступить, стал топтаться на месте.

С минуту начальник пристально разглядывал его, а затем сказал:

– Послушай, господин Малов, ты не на базаре, а в моём кабинете и торговаться здесь непозволительно. Прошу заметить, что ты состоишь на службе в должности судебного пристава и не следует воспринимать мои указания как просьбу.

Кузьма покраснел, чувствуя себя крайне неловко.

– Извините, Дмитрий Степанович, – сказал он. – Но снова идти в дом Халилова после всего, что там произошло, свыше моих сил.

– Ты вот чего, – начальник кивнул на стаканы. – Давай-ка выпьем, успокоимся и поговорим по существу, господин Малов. Ты – честный служащий, чего я не могу сказать с уверенностью об остальных, и потому…

Они чокнулись, выпили и несколько минут сидели молча, каждый думая о своём.

– Так вот, – заговорил Дмитрий Степанович, – конфискация имущества Халилова – дело тонкое, деликатное и не каждому по плечу. Из материалов дела следует, что он банкрот! Принадлежащее покойной Мадине имущество не подлежит аресту и конфискации. И какой напрашивается вывод?