Господин судебный пристав

– Ну уж нет, разница есть, – покачал головой сокамерник. – Когда каторжане прознают о твоём судейском прошлом, они превратят твою жизнь в ад кромешный на грешной земле.

– Я уже наслышан об этом, – поникнув головой, промямлил несчастный Азат. – А что мне делать, ты можешь посоветовать?

– Надо подумать, – уставился в угол камеры товарищ Матвей. – Тебе надо к нам примкнуть, к большевикам-марксистам. У нас на каждой каторге свои люди и мы, в отличие от уголовников, друг о друге заботимся.

– А-а-а… Как они узнают меня? – встрепенулся Мавлюдов. – Ведь на каторгу меня упекут по статье уголовной, а не политической.

– Ничего страшного, – подмигнул ободряюще сокамерник. – Наши товарищи на каторге сидят не только по политическим статьям, и по уголовным делам тоже.

Мавлюдов облегчённо вздохнул.

– Тогда дело осталось за малым, – сказал он. – Как мне представиться на каторге товарищам, чтобы они приняли меня за своего?

– Чтобы стать для товарищей на каторге своим, нужно становиться им прямо сейчас, – ответил сокамерник. – Ты должен уметь говорить с ними о загнивающем царизме, о грядущей революции и…

– Я уже понял, о чём с ними надо говорить, – кивнул «понятливо» Мавлюдов. – Я очень хорошо запомнил всё, о чём ты говоришь мне ежедневно.

– Это ещё не всё, – нахмурился товарищ Матвей. – Ты должен понять смысл нашей борьбы и проникнуться им до мозга костей. Но для начала нам надо выбрать тебе подходящую партийную кличку.

– Кличку? Мне? Но для чего? – удивился Азат. – Я не кошка и не собака. Я…

– Тебе бы подошла кличка товарищ Назар! – оборвал его на полуслове товарищ Матвей.

– Я? Назар? – округлил глаза Азат.

– И то верно, – согласился сокамерник, мрачнея. – Какой может быть Назар с мордой восточного обалдуя-дервиша.

– А может быть, Султан? – предложил Мавлюдов. – А что, товарищ Султан звучит отлично.

– Нет, как-то не по-нашему это, не по-пролетарски, – возразил, морщась, товарищ Матвей. – Султан на Востоке – это всё равно, что царь наш батюшка. Такой же упырь-кровопийца.

– Но есть и имя Султан, – оживился Азат. – Я вот знаю…

– Хорошо, не гони, я уже придумал, – усмехнулся сокамерник. – Назовём тебя Рахимом! Товарищ Рахим, как тебе?

– Хорошо хоть не петухом, – поморщился Мавлюдов, которому не понравилась придуманная Матвеем партийная кличка.

– Нет, петухами и козлами пусть себя уголовники называют, – улыбнулся сокамерник. – Это очень обидные по их понятиям словечки, так они лаются. А вот товарищ Рахим звучит строго и внушительно!

– Эй, чего вы там базар устроили? – послышался окрик из-за двери. – Спать валитесь, морды уголовные!

– Да, он прав, скотина коридорная, – сказал Матвей, укладываясь на кровать и скрипя пружинами. – Давно уже ночь на дворе и… Спокойной ночи, товарищ Рахим. Считай себя членом нашей городской партийной ячейки. Теперь ты под нашей защитой и покровительством…

2

Время, проведённое в одиночной камере для особо опасных преступников, – пора раздумий и долгих ожиданий…

Сибагат Ибрагимович ждал суда. В нём ещё теплилась слабенькая надежда на чудо, хотя Аллах едва ли простит его за загубленные жизни.

Сибагат Ибрагимович ни о чем не жалел. «Так на роду написано», – считал он. Но мысль о возможной казни и смерти пугала его. «Мне ещё рано туда», – не раз говорил Халилов себе и вспоминал предсказание старой цыганки, встретившейся ему в кабаке. Тогда он был ещё бедным сапожником…

Богатство и уважение нагадала ему цыганка на картах, а еще сказала, что жизненный путь Сибагата будет долгим и тернистым, но примет он страшную трагическую смерть в глухом месте.

«Я прожил шестьдесят лет, а это уже немало. Путь мой уже можно назвать долгим и тернистым. Был богатым? Был. А теперь вот… Если судья решит казнить меня, то жизнь оборвётся трагически, в петле, на виселице, и я помру не в кругу родственников. Жизнь моя может продлиться ещё, но уже на каторге, а там… Там можно принять страшную трагическую смерть от чего угодно…»

И вдруг на него нашло-накатило. Сибагат Ибрагимович вдруг ужаснулся от мысли, какая мука его ждёт там, на каторге. Уж лучше смертная казнь! Набросят петлю на шею, вышибут табурет из-под ног, и всё! Здравствуй, ад или царство небесное! А что там, за барьером, придёт на смену жизни, можно узнать прямо сейчас.

Повинуясь какому-то необъяснимому порыву, Сибагат Ибрагимович снял рубаху и разорвал её на полосы, сплёл кручёную верёвку, сделал на конце петлю и накинул её себе на шею. «Прости меня, Всевышний, если ты есть, – думал он, привязывая конец верёвки к оконной решётке. – Оказывается, умереть не так уж и страшно…» Зажмурившись, Сибагат Ибрагимович поджал ноги и… Перед глазами пронеслась вся его жизнь, после чего наступили мрак, пустота и серость…

***

Когда Халилов пришёл в себя, перед ним стоял человек в белом халате и щупал его шею. Сибагат Ибрагимович глубоко вздохнул и попросил:

– О Аллах, вколи мне чего-нибудь, чтобы я умер. Я не хочу жить…

– Я не могу этого сделать, – ответил доктор. – Я здесь не для того, чтобы забирать чужие жизни.