Дело не в том, что меня отшлепали, а в проклятой пульсации между ног с тех пор, как он прикоснулся ко мне, или в обещании, что он повторит то, что произошло вчера.
Это о том, как я не могу перестать думать о тех же пальцах, которые сейчас сжимают мое запястье, находившиеся внутри меня. Или эта жилистая, сильная рука, опускающаяся на мою мягкую плоть.
— Хорошая девочка.
Джонатан отпускает мою руку, и я отступаю на чертовски шатких ногах.
Какого черта ему понадобилось произносить эти два слова таким хриплым тоном? Он играет с теми частями меня, с которыми я даже не думала, что можно играть.
— Я
Его губы подергиваются, будто он собирается улыбнуться, но Джонатан этого не делает. Не совсем.
— Да, ты девочка.
— Мне двадцать семь.
Я не знаю, зачем мне нужна эта информация.
Может, это способ моего мозга напомнить, что он на семнадцать лет старше меня.
Или что моя сестра, единственный человек, которого я все еще считаю семьей, завладела им первой.
Или что мы в ее комнате.
Тот факт, что Джонатан сохранил ее комнату такой, какой она была, не пытаясь ни от чего избавиться, означает одно: он не покончил с ее смертью.
Вот почему он хочет меня. Я его больной способ вернуть Алисию к жизни.
Я ненавижу его за то, что он поставил меня в такое положение.
Я ненавижу его за то, что он вламывается в двери, от которых даже у меня не было ключей.
Больше всего я ненавижу
— Я знаю твой возраст. — он засовывает руку обратно в карман. — Я также знаю, что ты была призраком с шестнадцати лет.
Я поджимаю губы, даже когда мой шрам покалывает под одеждой.
— Каково это быть призраком, Аврора?
— Мирно.
— Это так ты пишешь «фальшивка»?
— Я не фальшивка.
— Так вот почему ты придумала совершенно новую личность, новое имя, новое происхождение и даже новые привычки?
— У тебя есть какой-то смысл в этом?
— Твоя подруга с черным поясом по карете знает о Клариссе?
— Не смей, Джонатан.
— Мне не нравится, когда мне угрожают, так что только из-за этого я мог бы наведаться без предупреждения и сказать ей.
— Джонатан... н-не надо...
Я готова умолять его, но знаю, что это не сработает. Лейле и ее семье нужно держаться подальше от моего прошлого. Я не могу противопоставить их доброте злобу.
— Она мусульманка, разве нет? Ты знаешь, как они относятся к убийцам и сообщникам?
— Я
— Тогда кто ты? — его голос падает в диапазоне. — Почему ты исчезла?
— Потому что я нуждалась в перерождении.
Глава 17
Джонатан
Перерождение.
Увлекательно.
Я смотрю вниз на вызывающий взгляд Авроры, но не вижу фасада, который она так долго совершенствовала.
Я не вижу ее отстраненной реакции на меня или того, как она бросает мне вызов, будто это ее любимый вид спорта.
Теперь я вижу девушку, которая пряталась за платьем своей сестры. Девушку, которая была невинна, а потом запятнана так сильно, что пожелала перерождения.
Но она не только желала этого. Она сделала так, чтобы это произошло.
Или она так думает.
Даже когда Аврора стала взрослой, в ее глазах все еще светится искра. Конечно, это не то же самое, что яркость маленькой девочки. Это почти как обновление — своего рода вторая версия.
Хотя она думает, что у нее произошло второе перерождение.
Неправильные представления людей о себе или окружающем их мире это форма слабости, за которую я цепляюсь безжалостно.
Но это?
Это будет интереснее исследовать. Я собираюсь погрузить свои пальцы в Аврору и распутать ее нить за каждой запутанной нитью.
Все началось с моей руки на ее нежной коже вчера, и какая же это была нежная кожа. Мой член дергается при воспоминании о моем красном отпечатке руки на ее бледной плоти и о том, как она держалась за меня, когда ее тело оказалось противоположностью мертвому.
Это закончится тем, что она падет передо мной на колени.
С желанием. Без боя.
— Ты заплатила за свои долги, Аврора?
Она выпрямляется, ее длинная, изящная шея напрягается от этого движения. Горло, которое скоро обхватит моя рука.
— Долги?
— Конечно, ты знаешь, что даже при перерождениях нынешняя жизнь несет в себе наследие предыдущих жизней. Это называется кармой. Если ты кого-то обманула, ты поплатишься сполна в течение следующей жизни.
— Ты…ты веришь в перерождения? — ее полные губы приоткрываются.
Они все еще не красные, но розовый оттенок в сочетании с ее прерывистым дыханием посылает энергию прямо в мой пах.
Член напрягается в пределах брюк, требуя погрузить его в этот ротик и трахнуть эти губки. Поскольку вчера он не дождался своей очереди, это выводит его из себя еще больше.
Впрочем, скоро.
Я буду продолжать оживлять это мертвое тело и смотреть, как оно разваливается на части от моих собственных рук.
Это моя форма перерождения.
—
Она поднимает подбородок, но он дрожит, когда она говорит:
— Я не сделала ничего, за что нужно платить.
Чувство вины. Снова увлекательно.