Госпожа

Казбич сообщил, что работает на коллекционера, который заинтересован в экспертной оценке стоимости своей коллекции, размещенной во Франции, и спросил, предоставляю ли я подобные услуги. Я давно ничем подобным не занималась, но, пока работала в «Британских картинах», несколько раз проводила оценку картин, и результаты оказались впечатляющими. Коллекция у клиента довольно серьезная, продолжал русский, и я прекрасно понимала, к чему он клонит. Я спросила, не хочет ли его клиент воспользоваться услугами одного из экспертов Международного фонда исследований в искусстве. Тут дело не в провенансе, тут же парировал мой собеседник, слегка улыбнувшись и дав мне понять, что мы оба прекрасно понимаем, о чем идет речь. В данном случае желательно, чтобы оценку провел частный эксперт. Что ж, значит, дело тут нечисто, и нам обоим это прекрасно известно. Уважающая себя девушка не должна принимать такие предложения, ну или по крайней мере сначала надо узнать, какова, собственно, цена вопроса. Словно поняв мой намек, доктор тут же сообщил, что его загадочный работодатель, разумеется, берет на себя все расходы, платит 20 000 евро за консультацию и еще 100 000 после получения отчета в письменном виде. Для начала мне предлагается приехать и оценить работы, а затем за две недели составить отчет по оценке их стоимости.

— Ваше предложение звучит крайне заманчиво, — не раздумывая, ответила я.

Люди, готовые платить такие деньги, обычно ждать не любят. Что клиент будет делать с моим отчетом, меня не касается. Доктор Казбич протянул мне толстый конверт цвета свежесбитого масла и терпеливо ждал, пока я открою его. Внутри был проект договора по открытию банковского счета на Кипре на имя Элизабет Тирлинк и еще один листок бумаги, на котором было написано только имя: Павел Ермолов.

Некоторое время я ошарашенно смотрела на листок, а меня, надо сказать, не так-то легко удивить. Павел Ермолов! Я смогу своими глазами увидеть коллекцию Павла Ермолова, и более того, он считает, что я этого достойна! Думаю, Казбич понимал: это такой уникальный шанс, что я с радостью согласилась бы на это предложение и бесплатно.

Коллекция Ермолова была окутана тайной, о ней ходили и легенды, и завистливые сплетни. Олигарх во втором поколении, он имел репутацию очень серьезного покупателя, но лично на показах никогда не появлялся, предпочитая приобретать предметы искусства через цепочку взаимозаменяемых, анонимных посредников. За последние пять лет с его именем связывали крайне удачные покупки: Матисс, Пикассо, и что несколько удивительнее, Джакопо Понтормо и Поллок однозначно были куплены от лица одной из его компаний. А еще его считали владельцем Боттичелли Джеймсона.

Работы получили такое название по имени американского мафиози, которому каким-то образом удалось вывезти их из Италии еще в XIX веке, о дальнейшей судьбе Боттичелли было известно лишь по слухам, на основе которых позднее была создана настоящая теория заговора. Двойной медальон «Благовещение» и «Мадонна с Младенцем» — эти картины не выставлялись на обозрение публики более ста пятидесяти лет. Некоторые знатоки в Интернете вообще сомневались в существовании этих картин и утверждали, что те погибли во время пожара в нью-йоркском доме Джеймсона, а затем противозаконным образом были повторно застрахованы, чтобы восстановить пошатнувшееся благосостояние третьего поколения семьи Джеймсона, другие сообщали, что видели картины то ли в Катаре, то ли в Корее. Имя Ермолова всплыло в этой истории около десяти лет назад в связи с какой-то мутной сделкой в Цюрихе, но никто с точностью не знал, действительно ли он является владельцем этих картин.

— Да, я согласна. Пожалуйста, передайте господину…

— Ш-ш-ш! — не дал он мне договорить, театральным жестом поднеся палец к губам. — Мой клиент ожидает соблюдения строжайшей конфиденциальности!

— Разумеется! Прошу прощения!

— Ну что вы, мисс Тирлинк, не за что. Когда будете готовы к поездке, пожалуйста, свяжитесь со мной по указанному на визитной карточке телефону, и я займусь всеми необходимыми приготовлениями.

Я закрыла за ним дверь галереи и подумала, что если бы на нем была шляпа, то он обязательно галантно коснулся бы ее на прощание.

Спустя некоторое время я лежала в своей роскошной ванне в квартире на площади Санта-Маргерита с бокалом «Соаве» в одной руке и визиткой доктора Казбича в другой, сжимая ее, словно талисман. Я обожала принимать ванну по вечерам, слушать доносящиеся с площади детские крики, визг девочек, использовавших бельевые веревки вместо скакалок, мальчишек, игравших в футбол и катавшихся на скейтах, пока рыночные торговцы убирали ящики с кальмарами и молече, а кафе потихоньку наполнялись туристами и студентами. Здесь было как-то по-домашнему уютно.