Госпожа

– Ох Марфутка, лучше сейчас, зарань уйти, чем дождаться, когда cовсем состарюсь и взашей выгонят. Ведь с каждым годом все тяжельше мне там. Барышня хоть и на моих глазах выросла, а не больно меня любит. Да и раньше не так уж сладко мне там было. Я ведь и вам и никому не говорила, каково мне там иной раз доставалось. Да, не голодную жизнь я прожила, но не такую уж легкую. Наши-то господа, они же всегда подшиваловцев своими рабами считали и считают, как и до отмены крепости. Старая-то барыня покойница и по щекам меня била, и по другому изголялась. Все было, только я про то молчала. Да, конечно, может и грех жаловаться, зато не голодала, тяжелой работы не делала, сена не угребала, зерна не молотила, за скотиной не ходила. И так и так подумаешь. А сейчас все, молодой барышне угождать уже не под силу. Слава Богу, деньги в запасе кой какие есть, я и сама жить смогу. А в имении нет, там я, чую, долго не протяну, случится то же, что со Степой моим. Как его заездили баре, так и меня в конец заездят. Не помер бы Степа, может, еще послужила бы, а так нет, не могу больше.

– Надо ж, а мы ведь и не знали, что вам со Степаном Евсеичем так там доставалось, вы же нам-то и в самделе ничего не рассказывали, – изумилась Марфа.

– А что нам говорить-то было… жаловаться? А чем родня-то хоть ево, хоть вы помочь-то могли? Только по деревне про то наше горе узнали бы да зубоскалили с радости. Нет Марфутка, вот только, как уж совсем ухожу, так тебе и говорю, все как на духу.

– Ох, теть Глаш, как обухом по голове, слова твои. Я ж так привыкла, случай чего, на тебя надеяться, на помощь твою. А теперь получается и не на кого, – откровенно призналась Марфа.

– Эх Марфутка, надеяться всегда только на себя надо. Заставь Петьку своего справным мужиком стать. Вон путные которы, так же как и он в городе работают, да не ленятся и по кабакам не сидят, оттого их и с работ тех не гонят и деньги они хорошие домой привозят. У них жены с детьми и одеты и обуты и по миру не ходят. А твои вон оборванцами бегают и вечно голодные. И сама при таком мужике совсем отощала и обутки не имеешь хорошей, – тетка кивнула на босые ноги племянницы.

– Чего уж там, теть Насть, так уж Бог дал. Мой Петя не как твой Степан Евсеич, у него никогда ни за дом, ни за детей душа особо не болит. Вон который год с заработков почти пустой возвращается и всякий раз какие-нибудь отговорки придумывает. То его обворуют, то обманут, то деньги в шапку зашил, а шапку потерял. Его таким Бог сотворил, тут уж ничего не поделать, – Марфа обреченно всплеснула руками и на ее глаза навернулись слезы.

– Да знаю я про то. Потому и пришла к тебе. Опять помочь хочу, – тетка многозначительно понизила голос.

– Помочь… как это?

– А вот так… Сейчас в имении всем барышня заправляет. Ох, та еще стервь выросла, да и с измальства такой была. Но раньше-то она все больше в городе проживала, в гимназии обучалась. А теперь вот ученье закончила и все больше в имении сидит, да кровь с прислуги пьет. Ох, не вовремя старая барыня померла, хоть и била иной раз, но с ней куда как легшее было, чем с этой. Мать-то ее если и ударит, прибьет, так отходила быстро от злости. А эта нет, нас-то старых слуг не бьет, только молодых, но и слова доброго никогда не скажет, только все попрекает с утра до ночи. То это ей не так, то другое не эдак. Я ей вот прямо в глаза и сказала, что уйти хочу. Думала, хоть немного совестно ей станет, понять должна, что из-за нее. Куда там. Безо всякой жалости рассчитать хотела, будто и не служила я им тридцать лет. Только фыркнула и говорит: убирайся на все четыре стороны хоть сейчас. Мне так обидно от ее слов стало, чуть не заплакала. А она подумала и говорит: прежде чем уезжать найди мне в деревне девку помоложе себе на замену. Они ж, я тебе говорила, как и прежде всю Подшиваловку, кроме немцев, как и прежде чуть ли не своими крепостными считают. И говорит мне, чтобы девка еще малая была, но уже к работе приучена, чтобы расторопная и пригожая, и чтобы к господам уважительная. Я то сначала в обиде на нее была, хотела ей, как и она мне: вам надо вы и ищите. А потом о твоей Ксюхе и вспомнила. Ей ведь уже тринадцать лет исполнилось и она у тебя во всем девка ловкая и на личико пригожая. Да и тебе облегчение, все одним ртом в семье меньше. А со временем, может, от Ксюхи-то вам всем помощь будет, если она сумеет, как я в барском доме пристроиться. Что ты на это думаешь, Марфутка? Приодень Ксюху-то в чистое, да я ее и отведу к барышне, может она ей и глянется.

– Тут и думать нечего. Ой, не знаю, как и благодарить тебя теть Глаш! Сейчас соберу все, что лучшее из одёжи у нее и забирай Ксюху, – ни минуты не колебалась Марфа.

– Ну, и правильно. Так и думала, что уговаривать тебя не придется. А Ксюха-то как, еще согласится ли? Она вон какая у тебя гордячка, хоть и босиком, а ходит нос задрав, будто сама барышня, – словно спохватилась тетка.