Госпожа Бовари. Воспитание чувств

Однажды она сообщила ему как очень важную новость, что почтенный Арну открыл бельевой магазин для бывшей работницы со своей фабрики, что он каждый вечер бывает у нее, «очень много тратит; не далее как на прошлой неделе он даже подарил ей палисандровую мебель».

— Откуда это тебе известно? — спросил Фредерик.

— О, я знаю наверное!

По ее приказанию справки наводила Дельфина.

Итак, она любит Арну, если это ее так сильно занимает! Он удовольствовался тем, что ответил ей:

— Тебе-то что?

Розанетта как будто удивилась такому вопросу.

— Но этот мерзавец мне должен! Разве не безобразие, что он содержит какую-то дрянь? — И с торжествующей ненавистью в голосе прибавила: — Впрочем, она здорово надувает его! У ней еще три таких. Тем лучше! И пусть она оберет его до последнего су, я буду очень рада!

Действительно, Арну, с той снисходительностью, которая свойственна старческой любви, позволял бордоске эксплуатировать его.

Фабрика приходила в упадок; дела были в плачевном положении, так что, стараясь из него выпутаться, он сперва намеревался открыть кафешантан, где исполнялись бы только патриотические песни; благодаря субсидии, на которую министр дал бы согласие, это заведение явилось бы и очагом пропаганды, и источником его благоденствия. После изменения правительственного курса это стало уже невозможно. Теперь он мечтал о большом магазине военных головных уборов. Не было денег, чтобы начать.

Не более счастлив был он и в домашней жизни. Г-жа Арну проявляла к нему меньше снисходительности, порою бывала и несколько сурова. Марта всегда становилась на сторону отца. Это усиливало рознь, и домашняя жизнь сделалась невыносима. Он часто с самого утра уходил из дому, совершал большие прогулки, чтобы рассеяться, потом обедал в кабачке где-нибудь за городом и предавался размышлениям.

Долгое отсутствие Фредерика нарушало его привычки. И вот как-то днем он появился, умоляя Фредерика навещать его, как прежде; и тот обещал.

Фредерик не решался вернуться к г-же Арну. Ему казалось, что он ей изменил. Но ведь такое поведение было трусостью. Оправдываться же было нечем. Надо было положить конец! И вот однажды вечером он отправился к ним.

Укрываясь от дождя, он едва только успел свернуть в пассаж Жуффруа, как вдруг к нему подошел толстячок в фуражке. При свете, падавшем из витрин, Фредерик без труда узнал Компена, оратора, чье предложение вызвало в клубе такой смех. Он опирался на руку некоего субъекта с выпяченной верхней губой, с лицом желтым, как апельсин, и бородкой; щеголял он в красной шапке зуава и глядел на своего спутника большими восхищенными глазами.

По-видимому, Компен гордился им, так как сказал:

— Познакомьтесь с этим молодцом! Это мой приятель, сапожник и патриот! Выпьем чего-нибудь?

Фредерик поблагодарил и отказался, а тот немедленно стал метать громы против предложения Рато[227] — подвоха, придуманного аристократами. Чтобы покончить с этим, следовало вернуться к девяносто третьему году! Затем он осведомился о Режембаре и еще кой о ком, столь же знаменитом, как-то: о Маслене, Сансоне, Лекорню, Марешале и некоем Делорье, замешанном в деле о карабинах, которые были перехвачены в Труа.

Для Фредерика все это было ново. Но Компену ничего больше не известно. Прощаясь с Фредериком, он сказал:

— До скорого свидания, не правда ли? Ведь вы тоже принимаете участие?

— В чем это?

— В телячьей голове?

— Какой телячьей голове?

— Ах, проказник! — ответил Компен, хлопнув его по животу.

И оба террориста удалились в кафе.

Десять минут спустя Фредерик уже не думал о Делорье. Он стоял на тротуаре улицы Паради и смотрел на окна третьего этажа, где за занавесками был виден свет.

Наконец он поднялся по лестнице.

— Дома Арну?

Горничная ответила:

— Нет. Но вы все-таки пожалуйте.

И быстро распахнула одну из дверей:

— Сударыня, это господин Моро!

Она поднялась, бледнее своего воротничка. Она дрожала.

— Чему я обязана чести… столь неожиданного посещения?

— Ничему! Просто желанию повидать старых друзей! — И, садясь, он спросил: — Как поживает милейший Арну?

— Прекрасно! Но его нет дома.

— А, понимаю! Все те же привычки — вечером надо развлечься!

— Почему бы и нет? После целого дня вычислений надо же дать голове отдых!

Она даже стала хвалить мужа как труженика. Фредерика эти похвалы раздражали. На коленях у нее лежал кусок черного сукна с синей тесьмой, и он спросил:

— Что это у вас?

— Переделываю кофточку для дочери.

— А кстати, я что-то не вижу ее, где же она?

— В пансионе, — ответила г-жа Арну.

На глазах у нее появились слезы, она делала усилия, чтобы не расплакаться, и быстро работала иглой. Он взял номер «Иллюстрации», лежавший на столе около нее.

— Карикатуры Хама[228] очень забавны, правда?

— Да.

И они снова погрузились в молчание.

Вдруг от порыва ветра задребезжали стекла.

— Что за погода! — сказал Фредерик.

— Право же, это очень любезно с вашей стороны, что вы пришли в такой ужасный дождь!

— О, я на это не смотрю! Я не из тех, кому дождь мешает прийти на свидание!

— На какое свидание? — наивно спросила она.

— А вы не помните?

Она вздрогнула, опустила голову.

Он мягко коснулся рукой ее плеча.