Комментировать неоднозначный поступок раба не стала. Вообще-то мотивы этого странного нетипичного космозонга были мне более-менее ясны. Если плывчи его вырастили и воспитали, то он по умолчанию считает их своим народом. И это нормальная естественная реакция в ответ на многолетнюю заботу.
Переговорив с Муирне, предводитель клана плывчи первым подошёл ко мне. И неожиданно поклонился.
— Госпожа Гайя очень добра к бедной Муирне. Старейшине, премудрому Бойре, будет полезно познакомиться с вами.
— А мне ещё полезнее, — пробормотала я, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу.
От влажного ветра становилось всё прохладней, и вдобавок переполненный мочевой пузырь требовал поскорее отправиться в туалет. Но я была готова скорее уписаться на месте, чем проворонить того, кто может научить эффективно контролировать боль.
Коройре широко развел руки и медленно взмахнул ими трижды над головой. Одна из скал, облизанных до блеска соленой водой и бледно-сиреневым светом, шевельнулась. От нее отделилась массивная клякса и бесшумно нырнула в воду. Только при ее приближении я смогла разглядеть, что это не клякса, а человекообразная фигура верхом на мягком гибком теле морского существа. Того самого, с рожками-шишечками на круглой голове, образ которого я обнаружила в голове Лау.
Тупорожка.
Подумать только, социопат сравнил меня с животным, похожим на рогатого тюленя или ламантина!
На спине тупорожки крепилось на ремнях примитивное сиденье, на котором восседал удивительного облика дед. Как и другие плывчи он был почти голым, с повязкой из водорослей на стратегически интимных местах. Но его волосы..! Такого же типичного серо-зеленого цвета, они были столь длинными, что прикрывали не только тело хозяина, но и частично спину и хвостовые ласты живого транспорта.
Из воды старейшина выходить не стал. Даже с тупорожки не слез. Просто сидел на желеобразной туше и хмуро следил за моим приближением.
Его взгляд был… неоднозначным. Так смотрят на дверь кабинета, в котором засел самодур-начальник с непредсказуемым характером. Саму дверь вроде и не боишься вовсе, а открывать и узнавать, что там скрывается за ней, катастрофически не хочется.
— Чистого океана, премудрый Бойре, — кивнула я, вспомнив, как назвала старейшину Муирне.
Длинноволосый дед изломил бровь с подчёркнутым скепсисом. Влажно-серая в полумраке, будто высеченная из камня с глубокими трещинами-морщинами, его физиономия дрогнула, когда плотно сжатый рот разомкнулся и проскрипел дребезжащим голосом неприветливое:
— Чистого океана… госпожа. Чего вам понадобилось от старого немощника? — а вслед за словами раздалось задумчиво-вопросительное ментальное эхо: «…
— Вы не кажетесь немощным, — заметила я.
— Так звала меня Мар Задаки. И дочка ее, Муй. Им нравилось, вот и назвался сразу. Вдруг вам тоже пригодится.
— Не пригодится. Премудрый Бойре звучит лучше.
Старейшина-плывчи неопределенно хмыкнул (
— Чего вам понадобилось?
— Мне нужна ваша мудрость. Не зря же вас премудрым называют?.. — я выждала паузу, но собеседник промолчал, даже мысленно, и тогда прямо сказала: — Научите меня контролировать боль!
По каменной физиономии премудрого Бойре разлилось потрясение. Он даже вздрогнул и, вероятно, непроизвольно сжал мышцы ног, отчего тупорожка дернулась вперёд.
— Что… — начал он и резко умолк, но сразу же продолжил более спокойным тоном: — Что вам известно о нашей боли?
Я пожала плечами.
— Совсем мало. Знаю, что плывчи испытывают боль во время смены пола и поэтому учатся у старейшин ее терпеть. Мне тоже надо научиться.
— Но вы же вечная женщина, — старейшина в недоумении покачал головой. — Зачем вам это?
— А разве боль случается только от превращений? — парировала я и указала на свой лоб: — Моя боль появляется здесь, как следствие пробуждения скрытых резервов организма. Сильная. Временами.
— У вас есть неизлечимая хворь?
— Нет.
Добавлять о том, что ничего страшнее пустяковой мигрени или ноющего болевого фона при смене молочных зубов со мной вообще не случалось, я не стала.
Премудрый Бойре молча смотрел на меня и отрывисто размышлял. О тайной силе и почему-то о чудесах эволюции. Связи я не уловила.
— Философию боли понять способен не всякий, — промолвил он наконец. — Боль не победить, скрываясь от нее. Невозможно сопротивляться, нельзя сдаваться.
— Расскажите мне! Пожалуйста, — горячо попросила я.
Под ногами плеснуло. Оказалось, в порыве жадной заинтересованности ноги сами по колено загнали меня в воду. Тупорожка принялась обнюхивать мое бедро, щекоча кожу усами сквозь мокрую ткань комбинезона.
— Лежащего боль пожирает долго и равнодушно, — последовал медленный ответ, и стало ясно, что вот она — та самая философия боли устами плывчи. — Сидящего боль терзает долго и настойчиво. Стоящего боль кусает долго и яростно. Но только идущему навстречу боль покоряется, как дикий зверь более сильному сородичу.
— Что это значит — идущему навстречу?