Госпожа Клио. Восход

Неожиданно правый сапог приблизился и слегка толкнул его в грудь, как неодушевленный предмет, к которому не хотелось прикасаться. Витус безвольно перевернулся на спину. Это было очень удачно – сквозь дрожащие ресницы он мог видеть рыжие волосы, внимательные зеленоватые глаза; еще рот с тонкими плотно сжатыми губами. Витус сразу опознал „женщину без прошлого и без будущего“; даже вспомнил ее имя – Алекса. Правда, энергетические механизмы еще не восстановились, поэтому запустились чисто человеческие ощущения боли в ноге и растерянности от происходящего; из-за этого он никак не мог сообразить, что же их связывает.

– Ну, что ты пыжишься? – наконец произнесла Алекса. Голос у нее оказался приятным, хотя и не выражал никаких эмоций.

Витус решил, что дальше прятаться бессмысленно и широко распахнул глаза. Он не видел своего выражения лица, но по тому, как победно пополз вверх уголок рта гостьи, понял, что оно не внушало ей, ни страха, ни уважения.

– Очнулся, египтянин? – она присела на угол стола.

– Все-таки кто вы, и как сюда попали? – Витус с трудом сел, вытянув ушибленную ногу.

– Попала я сюда через дверь, как все люди, – „рыжая“ сделала предупреждающий жест, – только не надо спрашивать, как я ее открыла. Как зовут меня, ты знаешь, а, вот, кто я… я та, которая пришла, чтоб направить тебя.

– Я сам могу направить кого угодно!

– Нет, ты болтаешься, как дерьмо в проруби, не желая служить, ни нам, ни ребятам из дома напротив (Витус догадался, что она имеет в виду Вознесенский храм). Ты хочешь быть слишком самостоятельным и путаешь карты нам обоим. Те, из дома напротив, звали тебя к себе, но ты не пошел; значит, ты пойдешь с нами.

– Я не хочу ни с кем идти. Я сам по себе. Мне дано то, что дано, и я помогаю людям…

– Ошибаешься, – Алекса усмехнулась, – ты не маг, которым хочешь казаться. Настоящий маг с презрением выкинул тебя из своего жилища, и ты даже пикнуть не успел, не говоря уже о том, чтоб сопротивляться. По ошибке тебе даны определенные возможности, которыми ты не умеешь распоряжаться. Ты наивно полагаешь, что избавляя людей от определенных проблем, творишь добро? А тебе не приходило в голову, что этим ты нарушаешь естественный ход событий? Ты меняешь их жизнь с помощью сил и знаний, которыми им не дано обладать.

– Но ведь и врач помогает больным с помощью знаний, которыми те не обладают.

– Врач лечит тело. А тело полностью принадлежит человеку, и он волен делать с ним все, что захочет, вплоть до лишения жизни. Ты же лезешь в тонкие отношения, давая людям повод считать, что все можно изменить безнаказанно; что такие, как ты, могут управлять миром. Люди не должны даже думать так, иначе, возникший хаос сметет не только человечество, но и всех нас.

– Почему? – не понял Витус.

– Потому что тогда мы невольно начнем воевать друг с другом. Ребята из дома напротив не победят нас, но и мы их вряд ли победим. Чтоб выжить, все мы, как кукловоды, должны всегда стоять за ширмой, а куклы честно и искренне играть спектакль, думая, что живут собственной жизнью; и получать удовольствие от сыгранных ролей. Ты нарушил это золотое правило…

– Нет, постой… – Витус попытался встать, но боль в ноге заставила его снова опуститься на пол.

Хотя боль, такая мелочь! В другое время снять ее было б минутным делом, но в присутствии Алексы почему-то ничего не получалось. Он не мог даже отключиться, чтоб получить привычную „подпитку“, а, как младенец, усиленно сосал пустышку, в надежде извлечь из нее молоко. Витус вдруг ощутил себя самым обычным человеком, которому свойственно состояние беспомощности и желание обратиться к кому-то более сильному. …Может, зря я тогда отказался от помощи странного священника? Но почему он не был так настойчив, как эта…

– Так что ты хотел сказать? – напомнила гостья.

– Но ведь… – Витус вернулся к прерванной мысли, – во все времена существовали маги, колдуны, ведьмы, и до сих пор это не вызвало никаких мировых катаклизмов.

– Правильно. Хотя всегда находились умники, вроде тебя, но их вовремя останавливали, либо мы, либо ребята из дома напротив. Вспомни, чем все они кончали. Никто из них ведь не дожил до счастливой старости и не извлек выгоду из своего видимого могущества. Они существовали, пока не переходили определенных грани, пока их мелкие „фокусы“ (иначе я не могу этого назвать) лишь поддерживали в людях атмосферу таинственности мира; но как только у них возникало желание подчинить себе этот мир, они тут же исчезали. Наши горели на кострах и гнили в подвалах инквизиции; их распинали на крестах и побивали камнями…

– То есть, мои знания должны находиться лишь во мне?