Госпожа Марика в бегах

Так, разнылась. Соберись! Что тут у нас? Скудная обстановочка: кирпичные стены с облупившейся штукатуркой, окошко под потолком, единственная дверь и ящики, ящики, ящики. Пустые ли? Ближайшие пустые. Склад пустой тары? Где такой может быть в Демее? Я вообще в городе?

Затекшие ноги плохо слушались: два неуверенных шага в сторону окна, и я споткнулась обо что-то упругое.

Когда я разглядела то, что поначалу приняла за кучу тряпья, сдержать крик было невозможно. Окоченевшее женское тело перевернулось в своей нелепой скрюченой позе, и на меня смотрело знакомое лицо, некогда хорошенькое, а теперь обезображенное смертью.

— Ты нашла подружку, милая? — раздалось прямо за моей спиной. Я и не заметила, как в ужасе от увиденного отползла на добрых три сажени и теперь прижималась лопатками к шершавым неструганым доскам двери. Волосы зашевелились на затылке, и я отшатнулась от показавшейся в миг несущественной преграды.

Я никогда не видела трупов. Тех бугаев в подворотне Ветошного сознание предпочитало считать ранеными, хоть я и помнила слова месье Клебера. И сейчас отвратительная картина отказывалась укладываться в голове. За спиной противно посмеивался этот сумасшедший, рассказывая, как расстроились ребята, оттого что взяли не ту бабу, а потом еще больше, так как шеф не дал повеселиться и чиркнув этой по горлу отправил всех ловить ту самую, пока он, Лиам, не сделал это первым. Он же сидел здесь, в своем укромном месте и сочувствовал всем. Ребятам, девчонке, начальнику, мне…

Иди к черту, урод. Не нужно мне твое сочувствие. Ты еще подавишься своим хихиканьем, я тебе просто так не дам горло перерезать. Буду зубами рвать, но не дамся легко.

Запала хватило ненадолго: смело приблизившись к телу я так и не нашла в себе сил посмотреть еще раз в лицо Полин. Прости меня за все. Не появись я на пороге мажьей квартирки, ты бы не попалась в лапы этих сволочей, может и охмурила бы своего распрекрасного хозяина. Долго и счастливо не получилось бы, но бурно и ярко — возможно. Извини.

Моральных ресурсов подхватить поудобнее за окоченевшие руки или хотя　бы подмышки тоже не оказалось.

— Прости-прости-прости, — шепотом твердила я, оттаскивая тело за подол юбки в сторону, чтобы освободить проход к окну.

Повернув ее лицом к стене, в нерешительности замерла. Ведь мертвецам принято закрывать глаза? Не трусь, ну же. Это просто оболочка. Пальцы коснулись холодной кожи. Вот теперь все.

Тот, кто назвался Лиамом, все еще глумливо посмеивался, скатываясь в очередную фазу невнятного бормотания. Будем считать, что сейчас он на меня не обращает внимания, можно и пошуметь.

Деревянная рама хорошая, добротная, стекло в нескольких местах надтреснуло, но все же имеется. Можно и разбить, обмотав руку тряпкой, но звон будет слишком громким. Вон как притих этот за дверью, едва я начала свою возню. Снаружи проема три толстых прута — если они и защищали склад, то от упитанных воров. В целом, пролезу, но придется избавиться от обеих юбок. И да, не постесняюсь бежать в одни трусах, жизнь дороже. Шпингалет замазан краской и штукатуркой на первый взгляд намертво, но разве у нас есть выбор?

Ковырять щепкой засохшую краску, да еще и со связанными руками, держа их на весу, было чертовски тяжело, даже подставив ящик. Руки быстро немели, и каждые пару минут приходилось делать перерывы, ожидая, когда кровь прильет снова. Штукатурка отходила легко — благо поленились, из говна делали в прямом смысле. Конский навоз пополам с известкой. А вот залипшая в щели старая краска не поддавалась с наскока. Работала я медленно, не рискуя выдать свои действия дребезжанием рамы или слишком громким звуком. И больше всего на свете я боялась, что когда распахну окно, то по ту сторону меня будет ждать не свобода, а снова этот голос.

Заходил охранник. У меня сердце в пятки ушло, когда в дверном замке повернулся ключ. Спрятав в руке острую щепку, я статуей замерла на своем ящике. Вошедший мужчина никак не походил на айна: упитанный коротышка оглаживал свой выдающийся живот, в камеру зайти не порывался, только выставил у двери ведро и на том счел свою гуманитарную миссию исполненной.

Дверь закрылась, а я еще долго прислушивалась к звукам снаружи. Тот, страшный, ушел? Интересно куда? В голове новыми красками заиграла картина моего побега: вот я открываю окно, тянусь к прутьям и… холодная рука сжимает мое запястье… Тьфу ты. Пшел прочь, бес.

Косые солнечные лучи начали припекать сквозь пыльное стекло. Работа была наполовину закончена, оставался самый противный кусок — окаменевшие петли. Пальцы лишились ногтей, пока я вытаскивала торчащий из полуразвалившегося ящика гвоздь, и теперь кровоточили, но замаячившая свобода бодрила. Еще бы руки развязать, но пока тут глухо — узлы не поддавались, и чем больше я их тянула, тем сильнее веревки врезались в кожу.