Госпожа Мусасино

Возвращаясь поездом в Коганэи, Цутому непрерывно изучал свои чувства. В переполненном душном вагоне найденный ответ был отрицательным, но когда поезд миновал станцию Митака, людей стало меньше, в окнах чаще показывались пашни и леса, и чем ближе к «Хакэ» подъезжал поезд, тем сильнее менялось настроение Цутому: только что открытое чувство стало согревать его.

«Войду в дом, посмотрю ей в лицо, вот тогда и придет окончательный ответ», — думал он. Митико не было дома. Пустота, которую он почувствовал в этот миг, при входе в дом, определила метания его души.

И в сердце Цутому любовь пришла впервые. Он не считал любовью свой прежний флирт со студентками, да и вообще пренебрегал любовью. В сердце и мыслях вернувшегося с войны Цутому не было для нее места.

«Вправду ли я влюбился?» — думал он, входя в комнату. Это открытие опьянило его, но у него все еще было время проверить свои чувства. Он постарался вспомнить все, что ощущал после возвращения в «Хакэ». И всегда, в самых разных воспоминаниях, вставала перед ним фигура Митико. Это лишний раз доказывало, что он с самого начала любил лишь ее, и его душу обволакивал сладкий любовный трепет.

К тому же он вспоминал детские годы, то время, когда он играл с ней, приходя в «Хакэ». Когда Митико вышла замуж, ему было тринадцать лет, но теперь ему думалось, что все его воспоминания о прежней дружбе с Митико только указывают на будущую любовь.

В отличие от Митико, для которой прежняя привязанность к двоюродному брату была препятствием для любви, Цутому нашел в их детской дружбе намек на прелюдию нынешней любви. Читатель, учитывая собственный опыт, возможно, усмотрит в этом разницу сердечных волнений мужчины и женщины. Женщина-читательница инстинктивно осознает, что надо отличать любовь от других чувств, а мужчина может придать самым разным чувствам оттенки любви. Если посмотреть с такой, мужской, точки зрения, то, каким бы ни было чувство между этими двумя, оно все-таки похоже на любовь.

Однако молодые люди, движимые желанием, не думали пока друг о друге как о возможных партнерах в любви. Митико содрогнулась бы при мысли, что Цутому мог поступить, как Акияма. Цутому же, не в пример своему отношению к подружкам, питал чрезмерное уважение к Митико. Их любовь возникла из осознания ими того факта, что они были влюблены. Подобный мыслительный процесс противоположен обычному любовному импульсу, но для любви, являющейся своего рода продуктом цивилизации, самоидентификация является крайне важным первым шагом.

Вопрос для Цутому теперь заключался в том, любит ли его Митико или это выдумка, которую он принял за знаки любви, словно подсмотренные им в некую замочную скважину. Поэтому с того момента, когда он поверил, что любит, он абсолютно потерял свою самоуверенность.

К сожалению, в этот день вернувшаяся с покупками Митико была в хорошем настроении. После вчерашнего сентиментального разговора с Цутому Митико временно расслабилась. Ее невинная улыбка ранила Цутому. В этом его отчаянии чувствовалось какое-то унижение.

Жизнь приобрела новый оттенок. Его день был разделен на два — на приятное для Цутому время, когда он выходил из дому или оставался в комнате, думая о Митико, и на мучительные часы, когда он мог видеть Митико и находить доказательства, что у него нет надежды. Митико была неизменно добра к нему, и более наблюдательный человек заметил бы, что в ее отношении к Цутому таилась мука любви, но ему, впервые полюбившему, это было неочевидно. Придерживаться того, что он с самого начала вбил себе в голову, было для Цутому привычнее, да к тому же он тоже более всего любил мучить себя.

Особенно ранила Цутому доброта Митико, ведь она была похожа на отношение к Акияме. Например, Цутому возненавидел время, когда он обувался по утрам, а она подавала ему рожок для обуви. Не вдумываясь в причины этого, он решил всегда брать рожок сам, но однажды он увидел точно такое же движение Митико, подававшей рожок Акияме. Он возненавидел ее за то, что Митико вела себя с ним так же, как с Акиямой. Он вспомнил такие же чувства, которые рождались в нем, когда Митико надевала европейское платье или накрывала на стол. Короче, любое проявление подчиненности Митико как жены выводило Цутому из себя.

Вот так, не имея никакой надежды на отношения с Митико, Цутому испытывал лишь мучения любовника замужней женщины.

Иногда он думал: «А правда, что я с ней буду делать?» Как уже говорилось, он не думал о Митико со страстью. «Вот так бы проводить с нею все дни напролет и не испытывать ни в чем нужды, — случалось ему и так думать. — Все же хочется найти дорогу к ее сердцу. Чего же она хочет, так заботясь обо мне?» Конечно, он не смог прийти ни к какому заключению.