– Извини. – Бланш развернулась и вышла из комнаты.
Джали крикнул ей вслед:
– Куда это ты собралась, женщина?
– Куда мне, черт возьми, вздумается!
Она нажала кнопку вызова лифта, спустилась в вестибюль и вошла в кабинет Клода Аузелло.
Он сидел за столом и наливал себе вина. Он казался задумчивым, даже сердитым – пока не увидел ее. Затем он вскочил, опрокинув бокал; вино разлилось по бумагам на столе, и Бланш видела, что он отчаянно хочет вытереть их, спасти все что можно… Но вместо этого Клод бросился к ней.
– Бланш…
– Нет! – Она подняла руку. – Нет. По какому праву ты разговаривал с Джали? По какому праву ты заявил, что я не могу поехать с ним?
– По праву человека чести. И влюбленного мужчины.
– Честь? Любовь? – Бланш расхохоталась. – Ах ты, напыщенная маленькая задница! Что ты знаешь о Джали? Что ты обо мне знаешь? Ничего. Может, Джали – святой. Может, я не заслуживаю ни уважения, ни любви.
– Ты так не думаешь, – сказал Клод; его темно-синие глаза пробили брешь в ее броне.
– Не думаю, – призналась Бланш. – Но я все равно злюсь на тебя.
– Этот человек никогда не будет относиться к тебе с уважением. Он будет таскать тебя по всей Европе точно так же, как таскал по всему Парижу; водить в клубы, в эти нелепые джазовые кабаки, которые он так любит…
– Откуда ты знаешь, куда мы ездили на этой неделе?
– Я… – Клод поправил воротник, как будто он вдруг стал ему тесен. – Я…
– Ты следил за нами, верно? Я так и знала! – Бланш рассмеялась бы, если бы не была так взбешена. Прямо сценка из фильма про Кейстоунских копов! Величественный Клод, прячущийся за деревьями.
– Да, это так. Потому что ты нуждалась во мне. Тебе нужен кто-то, кто будет присматривать за тобой.
– Ты понятия не имеешь, что мне нужно. Я не какая-то невинная овечка, которую соблазняет злой серый волк. Я знаю, что делаю. Все мужчины одинаковые! Ты думаешь, что я принадлежу тебе!
– Я так не думаю, Бланш, но надеюсь… надеюсь, ты поймешь, что твое место здесь, со мной. Надеюсь, ты поймешь, что я буду обращаться с тобой как с богиней, с женой. Не как со шлюхой. А Джали может обращаться с женщинами только так… Вот в кого ты превратишься, если останешься с ним. В европейскую шлюху.
Хлоп!
Звук пронесся по комнате, как выстрел; она услышала его прежде, чем поняла, что делает; прежде, чем увидела, что отдергивает руку; прежде, чем почувствовала легкое покалывание в пальцах.
– О, Клод, прости меня, прости!
Бланш ударила его по щеке, и на глазах у Клода выступили слезы. Слезы разочарования.
– О, Клод! – Бланш начала всхлипывать; ее сердце разрывалось. Как она могла так поступить с ним? Эта мысль убивала ее – но она же заставила Бланш посмотреть на Клода по-новому. Только сейчас его облик приобрел четкость; словно всю ту неделю, что они провели вместе, он был для Бланш абстрактной идеей, а не человеком. Она знала, что не пожалеет, если даст пощечину Джали; по правде говоря, она уже делала это, и не раз. Бланш не сомневалась, что египетский ублюдок это заслужил.
Но Клод… он этого не заслуживал! Клод был порядочен, благороден, исполнен достоинства.
И считал ее такой же.
Плечи Бланш сотрясались от рыданий. Клод обнял ее, и она положила голову ему на грудь, которая оказалась надежнее и шире, чем выглядела в строгой менеджерской форме. Ее глаза были закрыты, и он бормотал что-то успокаивающее по-французски. Она не понимала слов. Но понимала главное.
Что этот мужчина любит ее. Что он хочет спасти ее от чего-то, чего она не понимала, но от чего нужна защита. Что он ценит ее больше, чем ждавший наверху принц.
– Бланш!
Они отпрянули друг от друга; в дверях кабинета Клода появился Джали. За ним стоял директор отеля «Кларидж». Начальник Клода, месье Реноден.
– Джали! Что ты здесь делаешь? – Лицо Бланш пылало. Она чувствовала себя котлом, в котором кипят самые неожиданные эмоции.
И была в восторге от этого.
– Я прослежу, чтобы этого лягушатника уволили! За то, что он пристает к гостям.
– Я не пристаю. Я влюблен. И веду себя достойно. – Клод обращался к Ренодену, а не к Джали. – Я люблю эту женщину и хочу, чтобы она вышла за меня замуж. У этого человека нет чести. Он обращается с ней, как с наложницей.
– Клод… – начал было Реноден, но Бланш прервала его:
– Ради бога!
Мужчины перестали хмуриться и ворчать; все трое посмотрели на нее.
– Я никому не принадлежу, я сама по себе! Никто не смеет обсуждать меня таким образом – как будто я вещь. Клод, мне жаль, что я втянула тебя в это, но ты тоже виноват. Месье Реноден, пожалуйста, не увольняйте его.
– Бланш… – начал было Клод, но она покачала головой и подошла к Джали.
– Бланш, клянусь, если ты спала с этим мужчиной, я…
– Что?
– Я убью тебя, а потом его!
Реноден ахнул, но Клод только слегка побледнел.
– О, Джали! – Бланш не могла удержаться от смеха; он был похож на актера из плохой комедии: сурово смотрел на нее, расхаживал взад-вперед, обращался к ней с такими театральными жестами! Он должен играть в кино, подумала она. Вся его жизнь похожа на мелодраматический костюмированный сериал, с верблюдами в пустыне, лунным светом, играющим на пальмовых листьях.
И гаремами.