Налетчиков догнали над самой серединой Чонгарского пролива, где давний спор между штурмовиками и истребителями получил основание для перехода в открытую вражду, хотя файтеры не были виноваты — их ракеты «воздух-воздух» имели меньшую дальность поражения, чем Р-40 советских МиГ-25, вылетевших из Днепропетровска. Стормеры, в общем-то, сами расслабились и опоздали с противоракетным маневром. Двое из них получили свое, и пилотам, успевшим катапультироваться, пришлось несколько часов проболтаться в еще довольно-таки холодной морской воде, ожидая спасательного вертолета. Конечно, истребители устремились в погоню, но у МиГов и скорость была выше, так что победили они всухую.
…С большим или меньшим успехом, но двенадцать аэродромов, где сгруппировались самолеты первой ударной волны, были серьезно повреждены в этот утренний налет, о чем командующий ВВС Николай Скоблин доложил на утреннем брифинге полковнику Адамсу.
— По предварительным данным, потери СССР в технике составляют до восьмисот боевых машин…
— Делите на два, — заметил полковник Кутасов.
— Да, я как раз хотел сказать, что реальные потери — порядка четырехсот самолетов… Наши потери: сорок три самолета. Из них наибольшие — среди «Миражей», наименьшие — среди «Беркутов». Удалось спасти восемь пилотов… Самые большие потери — двадцать семь человек — приходятся на долю летчиков-резервистов. Самолеты второй волны… — полковник Скоблин, уже третий за последние двое суток командующий ВВС Крыма, посмотрел на часы, — уже пошли.
— Тактическая победа, — резюмировал полковник Шевардин.
— Еще одна такая тактическая победа — и мы останемся без авиации, — отрезал Адамс.
Шевардин как будто не заметил ядовитой реплики.
— Ответ с их стороны напрашивается сам собой: дальняя бомбардировочная авиация и ракетный обстрел. Прошу также обдумать возможность нанесения ядерного удара.
— Маловероятно, — сказал капитан первого ранга фон Берингер. — Здесь находятся в плену четыре дивизии Советской Армии. Не будут же они подставлять под ядерный огонь своих солдат.
— Nevertheless, — сказал Адамс. — Когда начнется операция «Трезубец», мне хотелось бы быть спокойным за наше небо. И нашу землю. Господин Воронов, за какой срок красные смогут восстановить свои аэродромы?
— Компьютерное моделирование указывает на срок от двух до пяти суток.
— Большое спасибо, полковник. Будем предполагать худшее: завтра. Третий удар, господин Скоблин, — нас на это хватит?
— Хватит, сэр. Потери были… в рамках расчетных, так что нет смысла отказываться от выполнения третьей части плана… Конечно, нужно посмотреть, чем закончится вторая часть… Удар по тыловым аэродромам будет нанесен в ближайший час. Предполагается накрыть Днепропетровск и Краматорск. Но, конечно, так легко мы не отделаемся. Расчетные потери — 21 %.
— А что насчет третьей части плана? Чернобаевка и Каховка…
— Родная винтовка, — пробормотал Шевардин.
— Вот план по Каховке, — неодобрительно покосившись на дроздовца, Скоблин взял распечатку. — Выглядит немного дерзко, сэр… Ожидаемые потери — до шестидесяти процентов в технике у противника, до пятнадцати — у нас…
— Я разберусь… Скажите, Ник, а это правда, что перед важным вылетом «Вдовы» смотрят «Касабланку»?
— Да, сэр. И не только «Вдовы». Это традиция со времен турецкой кампании. Я не знаю, откуда она пошла, но считается, что это приносит удачу. Перед важным вылетом вся Кача смотрит «Касабланку»…
— Ну что ж… Хорошая традиция. Пусть капитан Голдберг готовит кассету, господин полковник. Удача ей пригодится…
Кинозал офицерского клуба был битком набит, и кондиционеры еле справлялись с той массой углекислого газа, которую выдыхали люди, сидящие друг у друга чуть ли не на головах.
«Вдовы», пилоты «Летучих Гусар» и коммандос из качинского полка молча смотрели на известную да последней запятой историю любви Рика и Ильзы. Феноменально, подумал поручик Бурцев, казалось бы, что здесь выдающегося? Банальный «любовный треугольник», несколько искусственные антифашистские мотивы, неизменно прекрасная в своей кристальной чистоте Ингрид Бергман, неизменно ироничный и язвительно-печальный Хэмфри Богарт… Несколько удачных фраз, сентиментальная песенка «As time goes by», и все это затерто до пролысин… Но вот почему-то каждый раз удается, глядя на экран, расслабиться перед важными учениями или — как теперь — перед настоящим боевым вылетом. Отпустить поводья натянутых нервов…
Но на этот раз экзотическая Касабланка, где стоит самый высокий в мире минарет, не просто служила для Бурцева источником расслабления. Платиновая блондинка Ингрид Бергман будила в нем мысли о темноволосой сероглазой летчице, сидящей теперь в четвертом ряду и прекрасно ему видной. Тамара Уточкина…
Is it a cannon fire, or my heart pounding?[9]
Хороший вопрос, господа.
Разве мало в Каче красивых баб?
Длинноногих глазастых девчонок, мечтающих об офицере-коммандо, эталоне мужественности?
Совершенно гражданских девчонок, которые не рискуют свернуть себе шею по три раза в день?
Девчонок, которых, черт возьми, не трахали советские десантники…
Разве их мало в Каче, Евгений Бурцев?