— Артемисия уверяет, что далеко не все, — кивнула Саломея, — что она побоялась раскрывать своей дочери подлинную суть твари, да и Дарина не могла этого знать. Для них она была лишь помощницей, которую прислала любящая мамочка, чтобы помочь укрепить свои позиции. Но все равно — с ними придется провести разъяснительную беседу. Кайра, — архдиаконисса обернулась к лоркнийке, — зови свою брокгартскую подружку. Нам весьма пригодятся ее таланты для разговора по душам.
Очередной дикий крик огласил зал и обнаженная девушка, скорчившаяся меж уродливых статуй, бессильно обмякла, уронив на грудь копну черных волос. Тело ее тряслось мелкой дрожью, из прокушенной губы текла струйка крови. Иных видимых повреждений на ней не было, но на лице читался панический ужас, ясно свидетельствующий о том, что ей довелось пережить. Над девушкой, сжимая и разжимая когтистые пальцы, медленно таяла призрачная черная рука, только что убравшаяся из головы жертвы.
— Все в порядке, — произнесла Мания, совершая странный жест, словно стряхивая что-то с пальцев, — она сказала все, что знает.
— Хорошо, — небрежно кивнула Саломея и, уже не обращая внимания на потерявшую сознание Дарину, повернулась к съежившейся у стены Икарии. Хлесткая пощечина обожгла щеку послушницы, причем с силой, какой никак нельзя было ожидать в столь хрупком теле. Икария со всхлипом осела на пол, держась за щеку.
— С меня довольно! — чуть ли не прошипела архдиаконисса, — только из уважения к твоему дому, тебя еще не высекли при всех и не вышвырнули из Монастыря! Но, клянусь Трехликой, если в следующий раз что-то подобное повторится — я так и сделаю. А то и что похуже — если все-таки выяснится, что ты влезла в крайне серьезные дела.
На Икарию было жалко смотреть — даже Лена, тихо стоявшая в сторонке невольно испытала что-то похожее на сочувствие, при виде некогда гордой, уверенной в себе главы «Нереи», а ныне — не более, чем испуганной девчонки, трепещущей перед верховной жрицей. Впрочем, сочувствие Лены быстро испарилось, когда она вспомнила, соучастницей чего Икария могла быть. И даже то, что она, как выяснилось, не знала и половины заговора, не прибавляло у Лены особых симпатий.
— Я оставлю тебя в Монастыре, — продолжала Саломея, — и твою подружку тоже…после должного наказания. Но если я узнаю, что вы продолжили свою нелепую вражду…, - она замолчала, но лицо ее приобрело выражение, ставшее красноречивей всех слов.
— Можете убираться, — бросила Саломея, — обе. Кайра, проводи их отсюда.
Диаконесса кивнула и жестом показала послушницам следовать за ней. Уже выходя, Лена услышала обращенные к Дарине слова Саломеи.
— А с тобой дорогуша, мы еще не закончили.
Последовавший за этими словам отчаянный вопль ужаса и боли, заставил Лену облиться холодным потом и она чуть ли не бегом припустила по коридору.
— Икария будет сидеть тихо: чтобы никто не припомнил ей эту историю. Теперь Саломея крепко держит дом Гелос за жабры — если она обнародует среди других Домов, во что втянула Артемисия дочку, мало никому не покажется. Но и ты особо не злорадствуй — требование прекратить соперничество относилось и к вашей компании. Сосредоточься, лучше, на более полезных занятиях…дааааххх, вот таааак!!!
Последние слова Кайра сопроводила протяжным стоном, приподнимая бедра навстречу умелому языку Лены, старательно вылизывавшую истекавшую влагой щель. Делала она это с неподдельным удовольствием, обхватив губами чувствительный клитор, Лена упоенно чертила языком волнующие восьмерки на нежной плоти. Одновременно, пропустив руку между ног, Лена отчаянно мастурбировала, едва сдерживаясь от того, чтобы не кончить одновременно с диаконессой.
Кайра сидела на широкой скамье в изящной беседке из синего мрамора, расположенной на очередной террасе, нависшей над морем. Из одежды Кайра имела лишь красные сапоги — Амола не преминула подарить любимой Госпоже трофейную обувь из кожи гидры. Язык и губы Лены сейчас заменяли архдиаконессе собственные пальцы, пока лоркнийка замутненными от похоти глазами смотрела на обнаженные тела, ритмично двигавшиеся на входе в беседку. Сегодня расслаблялась не только Кайра, но и ее верная соратница: Амола, оглашая воздух громкими криками, оседлала могучего минотавра. Огромный, поистине бычий член, с хлюпаньем вонзался во влагалище стражницы, чьи огромные ягодицы тряслись с такой силой, что, казалось, они вот-вот оторвутся и укатятся, словно два черных шара. Грозный рев чудовища уже сменился жалобным мычанием — вот уже более часа ненасытная Амола, беззастенчиво использовала его для своего сексуального насыщения. Но и этого ей было мало: на стоявшем перед черной амазонкой столике восседал сатир — с гордо вздымавшимся членом, необычайно большим для столь тщедушного тела. Амола увлеченно сосала этот, во всех отношениях, выдающийся орган: то щекоча языком увесистую головку, то разом забирая гениталии в рот вместе с яйцами.