Аполлодий снова кивнул и, уложив камень чуть ниже грудей Лены, затянул торжественную песню, тут же подхваченную остальными братьями. Голоса певцов крепли, становясь все громче: на самой высокой ноте Аполлодий вскинул нож и лучи Черного Солнца отразились одновременно от драгоценного камня на эфесе клинка и золотого перстня на пальце «брата». В тот же миг чаши по углам плиты вдруг вспыхнули ярким золотистым пламенем. Солнечный зайчик ударил в глаза девушки, зажмурившейся в ожидании неминуемой смерти. Тут же Лена почувствовала в груди, там, где лежал кристалл, болезненное жжение, становящееся сильнее с каждой секундой.
«Интересно, — мелькнула в голове нелепая мысль, — я попаду в Лимб или в Ад?»
Внезапная развязка
«Гром средь ясного неба», — не избитая метафора, а самая, что ни на есть реальность, — как и полагается, прозвучал совершенно неожиданно. Лена, так и не дождавшись смертоносного прикосновения холодной стали, осторожно приоткрыла глаза — и увидела, как доселе ясное небо заволакивают неведомо откуда взявшиеся тучи. Словно разом наступила ночь — и ночную тьму, подобно удару исполинской плети, рассекли ослепительно-белые молнии. Лена еще не успела понять, что это ей напоминает, — все вокруг опять погрузилось во тьму, потом очередной раскат и семь огненных плетей располосовавших тучи. В свете молний Лена увидела на стене неподвижную фигуру, державшую плетку с извивающимися змеиными телами.
— Саломея! — полный страха и ненависти крик перекрыл даже очередной раскат грома, — что же ты стоишь, болван?!
Лактения, с искаженным от страха и ненависти лицом, кричала на Аполлодия. Тот, похоже, тоже изрядно струхнул, но все же не потерял голову.
— Ко мне братья! — громко крикнул он, — пусть отродья демонов знают, что и во тьме есть свет Единого! Да оградит он нас от Мрака!
На его груди уже полыхал солнечным светом талисман — и словно подключаясь от него, начали светиться и золотые монеты его собратьев. Сам Аполлодий сорвал с груди Лены кристалл и, вскинув его над головой, прокричал что-то на незнакомом языке. Фигура на стене тоже выкрикнула несколько слов — и во двор, словно из воздуха, хлынули орды невыразимо уродливых созданий. В тот же миг стене, рядом с первой «гостьей», появилось еще несколько фигур. Две из них держали все те же змеехвостые плети, свивавшиеся кольцами над их головами.
Вызванные архдиаконессой твари уже неслись по ступеням пирамиды, когда перед оскаленными мордами вдруг выросла полупрозрачная золотистая стена. В мгновение ока она накрыла стоявших у алтаря «Детей Рассвета» и мятежных диаконесс полупрозрачным светящимся куполом, оказавшимся непреодолимым для тварей Бездны. Аполлодий отпустил кристалл и тот не упал, но завис над головой «брата», мерцая золотистым светом. Сам же Апполлодий, взявшись за руки ближайших «братьев», затянул некую молитву, тут же подхваченную остальными фанатиками. Взявшись за руки вокруг алтаря, образовав, своего рода, «живую цепь», Дети Рассвета создали преграду, сквозь которую не могли пробиться беснующиеся чудовища.
О Лене уже никто не вспоминал — «Дети Рассвета» держали золотистую завесу, тогда как три диаконессы-изменницы, судя по звучавшему за спиной Лены бормотанию, пытались заклинаниями очистить небо. Временами им это удавалось: меж туч появлялись прорехи и завеса вокруг алтаря росла и крепла. Но вскоре тучи сгущались вновь — и демонические твари с удвоенной яростью кидались на золотистую преграду.
Саломея прокричала еще один приказ — и стоявшие рядом с ней фигуры слетели со стены, вливаясь в общую драку. Одна из этих фигур выделялась уродливой прической, напоминавшей два рога цвета засохшей крови. За спиной же второй струились пепельного цвета волосы. Рядом, оседлав зверя, похожего одновременно на сома и кота, мчалась бледная как смерть девушка, с развевавшимися на ветру светлыми волосами и горящими зелеными глазами. Такие же глаза мерцали и у мелькавших у нее за спиной гибких теней. Лене даже показалось, что очередная вспышка молнии высветила чью-то подбадривающую улыбку. Сразу воодушевившись Лена, решила и сама что-то сделать для своего спасения. Скованной, конечно, это было затруднительно, но все же цепи были натянуты не так уж и туго, — сковывали наспех, торопились, — так что попаданка могла хотя бы согнуть ногу в колене. Что она и проделала, пнув одну из пылающих чаш. Медный сосуд покатился по камню, а золотисто-алое пламя охватило одеяние одного из «Детей Рассвета». Тот заметался с истошным криком, сбивая с себя огонь и, конечно же, разорвал круг. В завесе появилась брешь, в которую с визгом, рыком и хохотом устремились демонические твари.