Госпожа попаданка (СИ)

Кровь растерзанных растительными чудовищами уродцев стекала на рыхлую почву, питая их корни — те самые корни, что оплетали под землей мертвые тела предков барона. Об этом Лене поведал Турон, когда тащил ее обратно в камеру, издеваясь над ее надеждой сбежать. По его словам, весь этот сад-лабиринт представлял, по сути, огромное кладбище — Роуле не стали тратиться на пышные склепы, предпочитая ложиться в сырую землю под сенью зарослей густых зарослей. Корни растений сдерживали мертвецов, не давая им восстать, однако их души, возвращавшиеся из Лимба, всегда могли вселиться в растения. Именно мертвые рода Роуле, а вовсе не искусные садовники придали кустарникам и деревьям вид уродливых скульптур, лишний раз свидетельствовавших о том, кто был в предках у барона Кресцента. В праздники, вроде этого, когда мертвецы выходили в мир живых барон, не скупясь, кормил предков человеческой плотью и кровью, а также позволял им утолять свою похоть — с крепостными крестьянками, чернокожими рабынями, а также выведенными им собственноручно отродьями обоих полов. Во время этих празднеств стиралась разница между аристократами и простолюдинами, ведь в жилах всех их, — и господ и многих из черни, — текла одна кровь, восходящая к общему истоку, зародившимуся в чреслах Эгипана, Черного Козлища Лесов.

Неожиданно послышался рев труб — Лена не поняла, откуда они исходят, но все сборище тут же взвыло в неистовом восторге. Словно по команде все твари уставились на небо и Лена, проследив за их взглядами, увидела, как на сияющую в ночном небе полную Луну, медленно наползает черная тень. Это походило на лунное затмение — вот только Черное Солнце наползало на диск как-то странно, не сбоку, а сверху. Вскоре в ночном небе, словно улыбка Чеширского Кота, висел лунный серп с устремленными кверху острыми рогами. На этом затмение словно застыло — вопреки всем законам физики, оно не спешило ни отступать, ни закрывать Луну целиком.

Снова взвыли трубы и извивающиеся растительные фигуры вдруг расступились, выпуская на поляну некую процессию. Поначалу Лена приняла их за очередных чудовищ, но тут же поняла, что это люди — только в масках рогатых черепов и одеждах из черных козлиных шкур, мехом наружу. Впереди шел Кресцент — этого карлика, гордо вышагивавшего с высоко задранной бородой, не узнать было невозможно. На поясе Кресцента висел неизменный меч из черной стали, а в руке барон держал посох, увенчанный человеческим черепом, но с козлиными рогами, с нанизанными на них клочьями черной шерсти. Позади отца шел Гарон, ведя за собой черного козла — могучий зверь, величиной с лошадь вышагивал с необыкновенным достоинством, надменно посматривая на сборище умными красными глазами. У животного, правда, имелся изъян — всего один рог, но Лена уже поняла почему так: в свете Рогатой Луны козлиная морда выглядела как уродливое подобие человеческого лица, с явно узнаваемыми чертами главы дома Роуле.

Все сборище почтительно расступилось и Кресцент подошел к непристойному идолу, на котором изнывала от похоти Люсинда. Ярко вспыхнули и тут же погасли костры, окружавшие черный фаллос, мигом стихли вой и блеяние.

— Эгипан! — вскричал Кресцент, — Черный Козел Лесов, дети твои приветствуют тебя! Ты, от кого происходят все стада тучные, чьи раздвоенные копыта вечно попирают врагов дома Роуле. Много веков прошло с тех пор, как ты явился в чащобу, что простиралась на месте Турола и от семени твоего родился Руол Однорогий, основатель моего рода. Я, потомок от крови твоей, о Великий Рогатый, по сей день несу на себе его отметину.

Он склонил голову, так чтобы всем было видно рог на его голове.

— В ту ночь, когда был зачат Руол, — продолжал Кресцент, — на небе светила Рогатая Луна — как и сейчас. Перед тем как уйти в Лимб, он изрек пророчество — дева, что родится в такую же ночь, отдаст невинность основателю рода, чтобы он возродился в ее сыне.

Многоголосый торжествующий вой пронесся над поляной, когда карлик величавым жестом указал на Люсинду.

— Вот она, рожденная в ночь Рогатой Луны, дщерь от чресел моих, что преподнесет свое девство в дар Первопредку. Во имя Асмодея, во имя Эгипана, во имя Баала — восстань из Лимба, Руол Однорогий и пусть священное семя твое оплодотворит чрево сей девицы и возродит тебя средь ныне живущих!

Гарон подвел к нему черного козла, который рухнул, как подкошенный, на колени перед бароном. Кресцент, передав посох сыну, выхватил меч и полоснул им по горлу козла. Громко блея, животное повалилось на бок, орошая кровью подножие жуткого идола. Кресцент и Гарон отступили на несколько шагов, не сводя взгляд с хрипящей в агонии скотины. Неотрывно смотрело и прочее сборище: даже Лена прекратила вырываться из лап мертвеца-растения, замерев в ожидании чего-то ужасного.