Госпожа страсти, или В аду развод не принят

Они провели этот последний вечер в маленьком кафе неподалеку от дома, просто пили кофе, смотрели друг на друга и молчали. Каждый думал о чем-то своем, о том, что не предназначено для посторонних ушей, даже для любимого человека не предназначено. Марина пыталась представить себе встречу Егора с Женькой, опасаясь, что кто-то из них не выдержит и сорвется, устроит разборки прямо на глазах ее отца и брата. А этого Марине совершенно не хотелось, тем более Дмитрий был не в курсе того, что Егор на самом деле жив. Еще неизвестно, как высокопоставленный братец отнесется к этой информации…

Коваль смотрела на лицо мужа, явно чем-то озабоченное, и ей очень хотелось знать, о чем он думает сейчас.

– Что, детка, переживаешь? – Он дотянулся рукой до ее руки, лежащей на белой скатерти, и чуть сжал пальцы.

– Нет… просто думаю…

– Я знаю, о чем ты думаешь. Переживаешь за то, как мы с Хохлом встретимся и будем находиться все время рядом? Детка, я уже староват немного для выяснения отношений на кулаках, Хохол моложе и здоровее, зачем подвергать старичка риску? Я не претендую на твое внимание там, если вдруг ты захочешь вернуться к своему зверю.

– Я не пойму – ты шутишь, что ли? – не поверила она, удивленная его словами. – Что значит – ты не претендуешь на мое внимание?

– А то и значит – можешь делать все, что хочешь.

Марина вскочила на ноги, едва не опрокинув стол, и выбежала из кафе на улицу, завернув за какой-то угол, прислонилась к стене и заплакала. Ничего не могло причинить ей такой боли, как вот это безразличное "можешь делать все, что хочешь", сказанное Егором. Но, собственно, чего она хотела после всего, что произошло за все то время, что они были вместе и не вместе? И все же его слова задели за живое, обидели… Она знала, что искать ее сейчас муж не пойдет – понимает, что ничем хорошим это не закончится, а потому нашла ближайшую скамью, села, затолкав руки в рукава поглубже, чтоб не мерзли, и так просидела довольно долго. В голову лезла всякая чушь, хотелось заорать на всю улицу, но привлекать внимание полисмена не входило в ее планы.

Она вернулась домой поздно, уже было совсем темно, и Малыш недовольно бросил, не повернувшись даже в ее сторону:

– Ты ведь не в России, дорогая! Здесь по ночам в одиночку не гуляют – опасно.

– Спасибо за заботу, не нуждаюсь! – Коваль вскинула подбородок и ушла в спальню, заперев за собой дверь на замок.

…Утром он пришел к ней, постучал, прося открыть, Марина отомкнула и села к зеркалу, подперев голову кулаками и стараясь сделать вид, что все нормально.

– Детка, собирайся, скоро такси подъедет.

– Хорошо.

Егор подсел к ней, заглядывая через плечо в зеркало и пытаясь поймать взгляд, но она старательно прятала глаза, не хотела разговаривать, выяснять отношения, чтобы предстоящий полет и почти сутки в Москве не превратились в тяжкое испытание. Но у Малыша было другое мнение на этот счет – он устал от ее игры, схватил за плечи, развернул к себе и, завернув руки за спину, впился в ее рот, целуя и раздвигая языком губы. Марина не сопротивлялась, позволяя ему делать все, что он хочет, она всегда так поступала, и Егор знал это. Но сейчас осталось слишком мало времени для чего-то более серьезного, а потому Егор осторожно поднял Марину на ноги, подхватил чемодан, подал ей сумку и взялся за дверную ручку:

– Все, детка, поехали.

Коваль всегда плохо переносила самолеты, уже один вид их вызывал у нее головокружение и тошноту, поэтому весь полет она пролежала головой на коленях у Егора, мучаясь от неприятных ощущений.

– Сколько летаю, никак не привыкну, – цедила Марина сквозь зубы, делая изредка глоток минералки и снова падая на колени мужа. Он только посмеивался, поглаживая ее по волосам. – Господи, когда ж это прекратится?

– Скоро, родная, уже скоро, – пообещал Егор, и она снова закрыла глаза.

…В Москве было тепло, по зауральским меркам вообще лето – всего минус пять, так что даже длительное ожидание багажа не заставило ее замерзнуть. На такси они поехали к отцу, который ждал с нетерпением и, как обычно, с накрытым столом, увидев который Коваль простонала:

– Папа! Это невыносимо! – на что отец укоризненно произнес:

– Ты опять похудела, не женщина – недоразвитый подросток! Егор, хоть ты скажи ей!

– Ничего не могу поделать, Виктор Иванович! – развел руками Егор. – У нее на этот счет целая теория – мол, ей в таком курином весе комфортнее! Давай куртку, детка.

Она сбросила куртку на руки мужа, села на пуфик, вытягивая ноги, и Егор привычно стянул сапоги, небрежно закинув их под вешалку. Потом подал Марине руку, помогая встать.

– Пап, можно, я сначала в душ?

– Конечно, детка, иди, мы пока с Егором поговорим.

Она с наслаждением встала под горячие струи, намылив мочалку яблочным гелем, и долго терла кожу, смывая с себя дорожную грязь, потом взяла с полки шампунь, вымыла свои короткие волосы и вдруг решила, что, как только окажется дома, все же выкрасится в черный цвет. Зачем ломать устоявшийся стереотип? И пусть ее мужчинам это не нравится, главное, что ей так комфортнее.