Госпожа Сумасбродка

– Хорошо, я не буду. Но с вашим полковником я могу встретиться, как вам кажется?

– А почему бы нет? – прямо-таки возбудился Машков. – Я бы и сам помог вам в этом. Но Караваев – человек жесткий, он не согласится встречаться и беседовать с вами, если не будут обозначены четко и ясно все до единого вопросы к нему. Ну, – Олег развел руками, – такой уж характер! Понимаете?… А по поводу лапу сосать, вы несправедливы. Мы же постарались, собрали кое-какие деньги. На первое время, мы же понимаем…

– Нет, лично к вам-то у вдовы какие могут быть претензии? Она женщина умная, понимает тоже разные трудности.

– Однако вас же наняла? А на какие средства?

– Да, кстати, если вы не в курсе. Дело в том, что у меня уже имеется свидетельство вашего же коллеги. Он незадолго до печального события беседовал с Рогожиным, и тот прямо сказал ему, что начал подумывать о «заначке». Если дословно, то звучит так, – Юрий Петрович закинул голову, будто вспоминая, и стал цитировать: – «Перевожу по мелочи в валюту. При нашей бурной жизни никогда не знаешь точно, с чем уже завтра оставишь свою семью».

– А, это вам, вероятно, Осетров сказал? – с ухмылочкой угадал Машков.

– Вы его, конечно, знаете. Так вот, видите ли, у него тоже точка зрения по поводу гибели Рогожина несколько иная, чем у вас.

– Но мы же основываемся на фактах!

– Он – тоже.

– Но что ж это за факты, о которых не знает следствие? – с иронией спросил Машков.

– Они изложены в заключении судебно-медицинской экспертизы. Дело в другом: как их трактовать. В пользу себе или на пользу истине.

– Вон как вы ставите вопрос!

– Это тоже тема для беседы с руководством Федеральной службы, – спокойно заверил Гордеев. – А что вы могли бы сказать о женщинах? О Татьяне Илларионовне, о ее подругах? Между нами.

– Наверное, только то, что мы случайно знакомы, – с усмешкой сказал Машков. – А что еще? – Он сам с интересом посмотрел на адвоката. – Вы-то с ними, кажется, тоже успели познакомиться?

– В пределах, как я понимаю, их интереса к трагическому событию. Правда, я не углублялся в эти интересы. Высказали озабоченность…

– Или заинтересованность?

– Не могу ответить определенно. А это имеет значение?

– А кто проявил наибольшую заинтересованность? – закинул удочку Машков.

– Вдова, разумеется, – как бы не понял вопроса Гордеев. – А что, тут есть вопросы?

– Но та же вдова каким-то образом вышла на вас?

– Вероятно, ей посоветовали. Те, кто знают меня. А вы не в курсе, где сейчас это дело? В Следственном управлении или в ведомстве генерала Самойленко?

– Это вам скажет полковник Кравченко. Я в такие вещи не лезу, честное слово, своего хватает.

– Понимаю вас, – кивнул Гордеев.

Он видел, что Машков больше не скажет ничего такого, чего бы не было известно адвокату или тем, кто уговорил его принять это дело к защите. Ну а раз так, то нечего дальше и время терять. И Гордеев, поблагодарив Олега за беседу, поднялся, оставив того заканчивать обед в одиночестве.

Юрий Петрович предусмотрительно припарковал своего «старичка» в Настасьинском переулке и от угла стал наблюдать за входом в бистро.

Машков скоро вышел. Внимательно огляделся и только после этого сел в красные «Жигули» шестой модели. А вот поехал он не в Центр, к себе на службу, где у него была масса своих дел, а пересек улицу в неположенном месте и, круто развернувшись, выехал к Пушкинской площади, помчался по бульварам. Гордеев старался не отставать от него. Так они и приехали в район Сивцева Вражка, в Калошин переулок. Но этот адрес еще на Арбатской площади угадал Гордеев: в Калошином жила Татьяна Илларионовна Зайцева.

Машков, выйдя из машины, снова огляделся, будто подозревал слежку за собой (Юрий мог бы поклясться, что ничем себя не выдал), а потом быстрым шагом вошел в подъезд Татьяны.

Ну вот, один вопрос и разрешился: они не только знакомы. Они чем-то повязаны. И Олег, судя по его виду, был озабочен. А чем он озабочен, тоже понятно – визит адвоката есть явление нежелательное. И теперь он должен доложить своему начальству. Странная заваривается каша!

Эти женщины, эти кавалеры из ФСБ, какие-то, похожие на шпионские, страсти! А может, так оно все и есть на самом-то деле? Нынче ведь практически все продается. Цена просто разная. И при этом каждый норовит сыграть исключительно свою игру, извернуться с выгодой для себя, любимого. Короче, танцы начались, и теперь танцуют все, у всякого свое соло, но все вместе представляет картину довольно-таки пеструю. И суетливую. Значит, срежиссировано неграмотно. Либо участникам этого «балета» известно нечто такое, о чем они никому и ни при каких условиях не скажут.

Ведь вот же – сразу кинулся Машков к Татьяне, едва услышал от адвоката о своей собственной роли в знакомстве ее с Рогожиным. А обе дамы, да тот же Осетров, разве что за исключением вдовы, ничего практически и не говорили об Олеге. Разве что упоминали. И у вдовы тоже, кстати, двойственное отношение к Машкову. Выходит, есть причина… Ну пусть побегают.