Госпожа трех гаремов

— Нет! — отшатнулся Шах-Али, стараясь заслониться руками от глаз Сююн-Бике, которые жгли его. Собака все-таки укусила хозяйскую руку, протянутую для ласки! — Все это тысячу раз неправда! Я люблю свой народ и хочу, чтобы он был счастлив! Ты думаешь, я не страдал и не мучился, когда отправил под ятаган столько правоверных?! Все ночи я проводил в раскаянье и выпрашивал прощения у Аллаха! Хотя в чем же я виноват?! Я наказывал справедливо! Тех, кто посмел поднять руку на избранника самого Аллаха!

Руки Шах-Али простерлись к небу. «Прости меня, Всевышний, если я в чем-то был не прав!»

— Даже в том случае, если я и ошибался, только наш всемогущий вершитель мне судья! Ибо сказано пророком Мухаммедом: все, что делается, случается по Провидению и с согласия самого Аллаха! И эти вероотступники должны были пострадать для упрочения всевышней власти!

А Сююн-Бике уже перестала быть покорной женой. Она превратилась в главного обвинителя и судью. Она вершила суд над самим ханом!

— Ты обокрал Казанскую землю и отправил в дар царю Ивану сокровища из казанской казны! Так ты его отблагодарил за то, что он отнял у нас Горную сторону?

Шах-Али отступил к самой стене, продолжая оправдываться:

— Я не отдавал царю Ивану нашу землю! Он отобрал Горную сторону по праву сильного! Ответь же мне по справедливости, Сююн-Бике, разве на Свияту не пришли урусские полки и не построили там свой город?!

— Построили, — смиренно согласилась Сююн-Бике. Опять она была тихой и податливой женой. Но обвинения посыпались на Шах-Али вновь: — Ты обманываешь себя, Шах-Али! Во главе войска был ты! Ты и привел его на нашу землю! Или, быть может, я опять не права?

— Права… Но тогда я был на службе у урусского царя и выполнял его волю!

— Ты продолжаешь исполнять его волю и сейчас! Потому что ты раб его! И ханом ты сделался по его воле!

— Нет! Ханом я был всегда! Ханами были мои предки! Я господин по крови!

— Если ты хан, тогда почему же ты не хочешь отстаивать перед царем Иваном свое право на землю твоих предков?! Разве так бы поступил великий Улу-Мухаммед?!

— Это непросто, Сююн-Бике. Этим вопросом ты ранишь меня больше, нежели думаешь! Я уже послал письмо к царю Ивану, в котором попросил, чтобы он вернул мне Горную сторону. Но царь Иван ответил, что эти владения принадлежат ему по праву, так как он отвоевал их у Казани силой! С царем не стоит ссориться, Сююн-Бике! Я знаю его лучше, чем кто-либо другой! Он молод и крут!

— Вот как ты защищаешь свои земли! Ты привел урусов на земли предков и встал на ханство, чтобы разорить нас совсем! Это наша вина, что мы не смогли рассмотреть тебя раньше. Старость не пошла тебе на пользу!

Шах-Али подошел к Сююн-Бике. Долго ли ему еще терпеть?! Размахнулся. Подбородок бике слегка приподнялся. Она совсем не собиралась прятать своего красивого лица, а как будто нарочно подставила его для удара. Хан медленно опустил руку.

— Нет! Я не буду тебя наказывать. Теперь-то уж я точно знаю, кто виноват в смерти моего брата и остальных несчастьях! Теперь я знаю, откуда идут все заговоры!

— Ты не только зол, но ты еще и несправедлив. Я не собираюсь оправдываться перед тобой, но я не желала зла Джан-Али! А может, забудем наши раздоры? Мой славный муж, прости же меня! Я причинила тебе столько неприятных мгновений! Пойдем же ко мне! Я бы хотела ласкать тебя. Мы ведь не были с тобой близки, и я начинаю думать, что ты просто пренебрегаешь мной! Но ведь ты сам говорил, что я очень красива!

«Она не женщина, а настоящий шайтан!»

Ему никогда не понять эту ханум. Она меняется в настроении чаще весенней погоды.

— Пойдем со мной, повелитель, — потянула Сююн-Бике Шах-Али за ладонь.

Он почувствовал прохладу ее пальцев, и ему вдруг сделалось спокойнее.

Сююн-Бике вела его по длинным коридорам ханского дворца.

Шах-Али не смел противиться и послушно следовал за ней. Иногда Сююн-Бике оборачивалась, чтобы улыбнуться своему повелителю, и он видел ее большие темные глаза, смуглую гибкую шею. «Что же она со мной делает?! Она колдунья!»

Они вошли в ее покои. Хан впервые находился у своей жены. Сююн-Бике обнажила голову, выдернула из волос заколку, и они тяжелой темной волной разметались по ее покатым плечам и высокой груди.

Сююн-Бике взяла кувшин и налила в черпак кумыс.

— Этот напиток придаст тебе силы, — сказала бике. — Отпей же его, повелитель.

Шах-Али внимательно посмотрел на жену. Что-то в поведении Сююн-Бике заставило хана насторожиться.

— Выпей, повелитель, — настойчиво повторяла женщина. Голос ее был мягок и тверд одновременно. Разве возможно отказать этому голосу и взгляду?

Шах-Али взял из рук жены черпак и осторожно, опасаясь расплескать кумыс, поднес его ко рту. Потом так же осторожно, даже не пригубив, поставил черпак на самый край стола.

— Что-то мне не хочется. Я и так опьянел от твоей близости. — Хан хлопнул в ладоши, тут же вошел стрелец. — Пусть этого кумыса отведает раб, осужденный на смерть, — распорядился он, показывая рукой на черпак. — Пусть он повеселится перед вечной жизнью. С веселой душой легче предстать на суд Всевышнего! Скажешь ему, что это подарок от самого хана.