— Всю казну переписать, — распорядился князь, — а потом сундуки скрепить печатью самодержца.
Василий Серебряный распахнул перед собой следующую дверь. Здесь тоже было богато — кувшины, наполненные доверху золотыми монетами, женские украшения, сундуки с шелком.
— Господи Иисусе! — крестились стрельцы. — Никак со всего света добра понабрано! Видано ли?! Такое богатство!
— Да! — запустил сотник в золото пятерню, и оно неохотно расступилось, впуская в себя воровские пальцы.
— Смотри не обожгись! — предостерег Василий Серебряный. — Золото казанское. Оно и норов имеет.
Комнатам с добром, казалось, не будет конца. Это был целый дворец с подземными галереями, залами, большими и совсем крохотными комнатенками, и всюду, куда только проникал свет, стояли сундуки, набитые золотом, серебром, драгоценными каменьями.
— Государь, поди, обрадуется. Шубу Василию Семеновичу со своего плеча пожалует, — завидовали стрельцы.
Тайницкий ход привел воинов к добротно сколоченной лестнице, которая круто забиралась вверх.
— Слышь, Василий Семенович, никак голоса там наверху. Речь казанская слышна. По всему видать, казаки царя Шах-Али сокровищницу стерегут.
— Эй, скопец! Басурман! Куда ведет лестница? — спросил князь.
— Эмир! Не надо нам туда! Казанцы жизни меня лишат! Стража там ханская.
— Бог тебя рассудит! — махнул рукой князь Василий. — А ну, стрельцы, пойдем за мной! — осветил он себе путь.
Тонко и с натягом скрипнули ступени. Тяжела поступь княжеская. Василий Семенович поднимался все выше. Вот и крышка железная над самым темечком. Князь напрягся и толкнул дверь. Не заперта! Только тяжеленная больно, не осилить, видать, одному.
— Ну-ка, сотник, подсоби!
Дверь открылась неохотно, и через образовавшуюся щель обильно брызнул дневной свет. Тайницкий ход привел в ханские покои. Глухо стукнулась о мраморный пол крышка. Первым на свет божий выбрался князь, следом за ним сотник.
Застыла стража. Откуда же в ханской казне гяуры?!
— Ну что, басурмане, ошарашены? — вытащил саблю сотник.
Приказ должен быть исполнен в точности: каждого, кто приблизится к ханской казне, ждет смерть! Да сбудется то, что предначертано Аллахом!
Схватка была короткой. Стражники дрались отчаянно, помнили — лучше смерть, чем позор. Умирали они спокойно, в забвении произносили единственное:
— Алла!
И когда вокруг сделалось тихо и по ханским покоям разошелся едкий пороховой дым, сотник засомневался:
— Как бы Шах-Али не осерчал. В казну без спроса залезли, казаков его побили.
— Ничего, — отмахнулся князь. — По государеву указу делаем!
Судьба казанской казны
В Казань пришла тихая ночь. В это время года, ранней осенью, небо особенно звездно. Улицы Казани были пустынны, только на главном минарете, близ ханской усыпальницы, звездочет составлял гороскоп для своего хозяина Шах-Али. Он внимательно всматривался в бездну ночного неба и хмурился все больше. Недолго же хану осталось править! На небе не было его звезды. Она затерялась среди множества похожих, а быть может, и совсем скатилась с небосвода. Его звезда пропала так же неожиданно, как и взошла. Сколько же раз это происходило в жизни Шах-Али!
Звездочет еще некоторое время всматривался в ночную бездну, а потом стал спускаться по узкой лестнице минарета.
В одной из пристроек дворца эмира Нур-Али тоже не спали. Старик достал припрятанный под половицами образ Христа-Спасителя и, плотно занавесив небольшие оконца, стал молиться во спасение тела и души. «Видно, недолго уж в плену томиться. Русских в городе полно! Все с пищалями и саблями ходят. Благодарность Христу! Он один и способен заступиться. Дай-то Бог, может, и на своей сторонушке помру, в Нижнем Новгороде. И хороша же наша землица, страсть как красива. — Старик махнул рукой. Щемило душу. — А тебе-то каково, Христос, все время среди тряпиц прятаться». Старик помолился, снова бережно завернул образ Спасителя в чистую белую тряпицу и, постелив на сундук кошму, прилег.
С северной стороны потянуло свежестью, и звезды заволокло дымкой, только серповидная луна никак не желала таять среди облаков, светила тусклым желтоватым светом. А потом с севера подул резкий пронзительный ветер. Он гнул тонкие вершины трепетных осин и разгулялся на просторах Итили. А затем, разбившись о крутой лесной берег, ветер затих. С неба упали первые капли. Моросящий дождь сумел скрыть и мерцающий тусклый свет звезд, и серповидное золото луны.
Во дворце Нур-Али Ширина собрались трое: хозяин дома, Чура Нарыков и сеид.
— Думали ли мы с вами, что все сложится именно так? Ведь Шах-Али убеждал нас, что он сделает все, чтобы соединить Горную и Луговые стороны! Но у него не хватает духу противиться царю Ивану.
— Гяуры бесстыдно пялятся на наших жен, — согласно кивнул Чура Нарыков. — Они поступают так, будто находятся у себя на Руси. Они заговаривают с нашими женами и дочерьми на улицах, не стыдятся хватать их за руки.