– Это дивный ручей! Нет, чарующая речушка! Ёпт, водопад Ниагара! – зазывающе закричал папа, по мере реплик изучая пальцами и носом междуножие дочки. – Ты этому – причина, чувачок! Налетай, пока горячо и не остыло!
Клюев с досадой оделся и ушел нах, на глазах у сладкой парочки.
– Папа, ну почему я такая несчастная! – закапризничала Вита. – Уже третий мальчик меня бросает. Мне 20 лет и я хочу крепкую семью!
Папа с сочувствием обнял Виту и крепко поцеловал в губы.
– Отлюби меня как взрослую, папа! – хныкнула Вита. – Я так в этом сейчас нуждаюсь!
Спустя 2 минуты
Спустя 2 минуты перед Клюевым нарисовался сидящий на полу сонный нищий. Его шляпа попросила денег. Рядом возвышался плакат: «Помогите мне. Я – произвол Мафии!». Дело было в подземном переходе между улицами Таганская и Марксистская.
– Денег у меня нет, – безразлично отметил Клюев.
Сон убежал из подземки, а гребаный нищий вскочил, схватил Клюева за грудки и заорал ему в лицо:
– Кушай у Садко! Иди к нему пешком!
Люмпен махнул рукой, показывая направление. Клюев озадачено повернулся и пошел назад – кушать к Садко.
4. День четвёртый
Тонко пел церковный хор.
Отец Серафим, в белом стихаре и темной скуфеечке, прохаживался у иконостаса и махал кадилом.
Два десятка старушек истово крестились и подпевали.
В храм вальяжно зашли мафиоза Андрюшкин, Горилла и Чеснок – мордовороты с косой саженью в плечах.
– Горилла, купи свечек, замаслю Господа. А ты, Чеснок, смотри старую доску. Как высмотришь – скажи мне.
Горилла пошел направо и обрел свечек.
Чеснок пошел прямо и не обрел ничего.
Мафиоза Андрюшкин пошел налево, оттолкнул Марковну: – С дороги, рухлядь! – И увидел прямо перед собой, на стене у клироса, знакомый список. Довольная улыбка Нафани цвела недолго и до тех пор, пока на его плечо в албанском пиджаке не легла рука – здоровенная, с чистыми и подстриженными ногтями.
– Мужик, ты совершил поступок не по совести! Марковна старше тебя в несколько раз! Надыть уважать старость! – внушительно молвил владелец руки. Им являлась широкоплечая, косматая и длиннобородая личность мужеского рода, с ясными очами. Из-за плеча личности выглядывала Марковна, с любопытствующим лицом.
– Ага! Истинно! – подтвердила Марковна, ожесточенно крестясь.
Мафиоза Андрюшкин поискал встревоженными глазами братву и заносчиво выкрикнул:
– Ты кто такой!?
– Я – Амбарыч. Церковный сторож. Извинись перед Марковной, не бери грех на душу!
Подрулила братва.
– Нафаня. За меня поставь. Не забудь! – подал Горилла толстую пачку толстых свечек. Мафиоза Андрюшкин облегченно пёрднул и взял пачку обеими руками.
– Нафаня, чё за хрен? – показал на Амбарыча Чеснок.
– Не ругайся в лоне Господа! – немедленно повернулся к мордоворотам Амбарыч. – Я чувствую, мирного разговора у нас не выйдет… Поэтому прошу выйти на улицу. Там всё обсудим.
Марковна безоглядно заспешила на улицу.
Отец Серафим скрылся в алтаре под аккомпанемент ангельского пения. Старушки закрестились ещё истовей. Настал момент раздачи Святых Даров, на языке обывателя «причастие».
– Братва! Заросшего придурка зовут Амбарыч. Выйдите с ним на воздух и избейте до потери сознания, – отдал приказ мафиоза Андрюшкин. – А я покамест поставлю свечки и сниму со стены рисунок. Я его нашел.
Мордовороты профессионально взяли Амбарыча под здоровенные локти.
– Урод! Учти, мы этого не хотели!
– Нехорошие вы люди! – укоризненно повел богатырскими плечами Амбарыч. Руки мордоворотов соскользнули с Амбарыча, и он неспешно двинулся к выходу из храма. Братва сопровождала его на шаг сзади.
Мафиоза Андрюшкин невдалеке узрел Канун – прямоугольный столик-подсвечник. И стал маслить Господа свечами.
Спустя 30 секунд
– Урод! Ты куда!? – крикнул Горилла вслед Амбарычу, что также неспешно спустился по паперти и направился к калитке храмового забора.
– Негоже вас учить в святом месте, – бросил через плечо Амбарыч.
– Колхозник, ты продолжаешь нарываться! – прошипел Чеснок.
Рядом с калиткой, вне церковной территории, стоял Джип братвы. За Джипом спряталась Марковна.
Амбарыч обошел Джип и начал основательно засучивать рукава кафтана. Горилла с ходу пнул Амбарычу в низ живота.
– А-ах! – с обидой застонал Амбарыч. – Ты чего беспредельничаешь!? Без предупреждения пинаешь!
– Чеснок! Мой пинок называется «пинок по лобку»! Пинок несилен, пинковый джеб – на языке бокса. А сейчас я покажу пинковый кросс. То есть пну так, что сломаю Амбарычу лобковую кость!
Чеснок с благодарностью впитывал наставничество Гориллы. Марковна от любопытства зажевала свой носовой платок с соплями.
Амбарыч помолился и воспрял, схватил Гориллу за ноги, поднял над собой и стукнул Гориллой о землю, как дубиной.
– Твою мать! – пробзделся Чеснок.
– Ну? – дружелюбно переспросил Амбарыч, отряхивая по-мужицки ладони.
Чеснок прыгнул в Джип и умчался.
Амбарыч простер вслед горький взгляд ясных глаз: – Куда, негодник? Кто за тебя каяться будет?
Из храма произошел выход старушек. Они без звука двигались мимо стоящего Амбарыча и лежащего Гориллы – причастие требовало внутренней тишины от человека.