Госпожа ворон (СИ)

— Как думаешь, — шутливо осведомился ахрамад, едва они сели, — на этом диване хватит места для нас двоих?

Джайя сжалась и с ужасом уставилась на жениха. Всеблагой Боже, он же не всерьез сейчас? Неужели он прямо тут удумал… и вот так сразу?

Наблюдая за краснеющим и возмущенным лицом, ахрамад расхохотался в голос.

— Так долго думаешь над ответом из пары букв?

Джайя смогла только выдохнуть. Резко вскочила, выдернув руку из мужской ладони.

— Можете сколько угодно игнорировать обычаи моей родины, находя их нелепыми, хотя по мне они просто вежливые, но не смейте топтать честь моей семьи, предлагая…

Кхассав быстро перестал скалиться и твердо пресек.

— Сядь, раманин. Завтра нас поженят, и другого случая познакомиться нам не дадут.

Раманин очевидно колебалась, разгневанная и смущенная одновременно.

— Странно, не находишь? Я прибыл в столицу сегодня ночью, и уже знаю, сколько ты здесь, кто тебя привез, как тебя восприняли в семье. А я вот он, только-только явился в столице, и тебе совсем неинтересно, где я был и что делал. Я думал, брак — это иначе.

Кто он такой, этот нахал, чтобы читать ей нравоучения после похабных намеков?

— Мы пока не женаты.

У двери ее снова нагнал смех ахрамада: циничный и обжигающий. Но не имело смысла.

Выиграй отец войну, ей бы в жизни не испытывать унижения рядом с этим твердолобым мужланом. А теперь ей придется переживать акт унижения каждую ночь, отдаваясь язычнику.

Что ж, пожалуй, к лучшему, что она уступила всем своим слабостям прежде, разделив ложе с Замманом от любви и со Змеем — от горечи. По крайней мере, ей будет, чем досадить этому ублюдку в ответ.

* * *

Свадьба была непозволительной. Все слова, которые ее заставили изрыгнуть перед алтарем Лже-Богини и Лже-Бога, жгли гортань и грудь адским пламенем.

Но выбора не было.

Что ж, утром, когда раскроется тайна ее прошлого, и злобной Тахивран достанется чистая простыня, ее наверняка казнят, а, значит, весь этот сущий кошмар закончится.

И когда она предстанет перед Всевышним, ей будет не так уж и стыдно за былой позор от осознания того, что, по крайней мере, она не променяла Его Святое Писание на непонятные песни язычников.

Да и умереть будет не так уж страшно, если помнить, что и Тахивран, и тем более отец, с ее, Джайи, смертью, лишиться всех тех шансов, которые надеялся купить сим браком.

* * *

Но к вопиющему удивлению, казнить ее никто не стал, а тайна не была раскрыта. Закончив, Кхассав с пониманием хмыкнул и, переведя дух, поднялся с супружеской постели. Нашел в сброшенных на пол вещах кинжал, коротко мазнул лезвием по косточкам пальцев и обтер выступившую кровь о простыни. Вполне правдоподобно, прикинул он опытным взором.

Джайя, подобравшись на кровати, только недоуменно переводила глаза с красных следов на мужа.

— Я не понимаю, — высказалась она, наконец.

— Ну а я — очень даже могу понять и тебя, и мужчину или мужчин, которые не слишком долго ждали. Слышал, ты была помолвлена. Наверняка это был он, так ведь? — наблюдая за вспыхнувшим лицом жены, Кхассав рассмеялся, отринув все возможные возражения. — Не трудись объяснять. Ты не создана для одиночества, а условности вроде девственности можно обойти с легкостью.

— И тебя не возмущает?.. — все еще не могла свыкнуться с мыслью Джайя, даже не в силах разобрать, разочарована она отменой предстоящей казни за прелюбодеяние и торжеством от краха всех замыслов отца, или же наоборот, испытывает облегчение.

— Что? Что нашелся умник, который залез тебе под юбку? — Джайя покраснела еще гуще. — Хочешь, покажу лично всех красоток, под чьими юбками я бываю регулярно?

Джайя подавилась — и воздухом, и словами. Как это вообще понимать? Прекрасное лицо перекосила гримаса растерянности, какую всегда видно у человека, потерявшего представление о жизни.

— Милая, — подал голос ахрамад, напоминая о себе, и потешаясь в душе над физиономией и наивностью невесты, — в какой стране ты вообще выросла?

* * *

Бумага в руках мужчины затряслась.

Утром они с молодым Стансором обговаривали снабжение. Из-за последних дождей дороги страшно размыло, и подводы с провиантом не было уже больше недели. Злоупотреблять охотой король здесь, в северном герцогстве, не хотел: неудачное время, если вспомнить, что оленихи едва разрешились, с молодняка проку нет, а без матерей он не выживет. Если это допустить, к зиме Стансорам будет нечем прокормиться. В другом регионе Нирох бы не колебался, но вредить племяннику, который держит оборону от племен с севера, не хотел.

Все это было таким важным еще утром, еще пару часов назад…

Но теперь Нирох сжимал кулаки, бессознательно стараясь сдержать дрожь. Перечитывал раз за разом строку за строкой, и в итоге со злости разорвал депешу пополам. Треск бумаги вывел короля из транса: вперив в гонца немигающий взгляд, Нирох, белый, как молоко, спросил еле слышно:

— Как?

Несчастного гонца скрутило страхом до немоты.

— Как? — повторил Нирох.

— Го… го… — заикаясь, попытался ответить, — говорят, ей п… пе…

— Иди отсюда, — приказал король. Жестом велел оруженосцу налить воды.

— Позови Тройда.