Гость Иова

До наступления темноты капитан с адъютантом в сопровождении португальцев проехали всю степь до самой границы. Лейтенант-переводчик жужжал, почти не отставая от автомобиля, казалось, его стремительная речь была голосом проносящихся мимо полей — ни одна мелочь не ускользнула от его взгляда, даже самого беглого. Галлахера убаюкивало это непрестанное жужжание, однако он успевал замечать не только красивые пейзажи, мелькающие с головокружительной быстротой, о которых говорил лейтенант. Совсем напротив. Сонный взгляд капитана Козлиная Бородка запечатлел привычные для конкистадоров из Нового Света слова: «Go home»[24].

«Go home», казалось, повторяли автомобили, на бешеной скорости проносившиеся совсем близко от надписей, словно хотели их стереть. Go home — жжик! Go home…

На первой же остановке сержант злорадно шепнул на ухо Козлиной Бородке:

— Did you notice, captain?[25] Оказывается, эти невежды умеют писать по-английски.

Галлахер кивнул в ответ равнодушно, без раздражения.

— Sure, sure[26].

Вечером к письму жене, все еще лежавшему незапечатанным на кровати, он приписал: «Мы ехали, dear Mammy[27], со скоростью сорок пять миль в час и почти все время по пустынным, лишенным всякой привлекательности местам. В основном мы следовали по маршруту генерала Риджуэя, недавно посетившего Португалию».

«Слишком сдержанно», — признался он себе, перечитав письмо, однако запечатал его и лег в постель. И вот капитан стоит у окна, выходящего на море, и шепчет:

— Тысячу извинений, darling. С каждым разом мои письма все больше походят на военные рапорты. Что там такое? Рыбаки?

Внизу среди скал бродят ловцы осьминогов, закидывая удочки с нанизанными на крючок лоскутами. По пояс в воде, они медленно бредут вдоль побережья, низко пригнувшись, чтобы видеть дно. Иногда им удается поймать осьминога, они срывают его с крючка и выходят на берег, отставив руку, оплетенную щупальцами ленивого животного. Рыбаки ловко сворачивают ему голову, и — прощай осьминог, прощай навсегда, прожорливое чудовище, ослепленное и парализованное.

Уже совсем рассвело. Дети у самой воды поджидают молчаливых рыбаков. Взметнувшись в воздух, спруты падают на мокрый песок, и мальчишки мучают их, ударяют о камни или забавляются агонией этих холодных обитателей моря, пробуя силу их присосок на собственных ладонях. Наблюдая за ребятами из окна, Галлахер вспомнил о девочке с льняными волосами, которая за восемьдесят пять сентимо предложила ему у кафе в Серкал Ново запальную трубку, смертоносный кусок железа, способный разрушить танк или логово врага.

«Bravo soldadito, nice kid»[28].

Похищенная у песков полигона, запальная трубка ожидает в номере отеля обратного путешествия в страну, где она была изготовлена. Где-то она будет завтра? Над океаном? Или в руках у сыновей Галлахера, что смотрят с фотографии на ночном столике?

Когда сержант впервые взял в руки запальную трубку, он назвал ее First kiss[29], этим именем ее и окрестили. First kiss, первый поцелуй новых артиллерийских снарядов земле, с которой начинается Европа.

Это и в самом деле подходящее название, признал Козлиная Бородка. Прекрасное название для военной операции, для маневров, а уж тем более для запальной трубки. Наступление First kiss… Снаряд-сувенир First kiss… Спасибо сержанту за блестящую идею. Congratulations, Jackie boy[30], и он улыбнулся, словно действительно поздравлял сержанта. «Но она тебе все-таки не досталась, — добавил он про себя, — что правда, то правда. Мне очень жаль. Sorry, Jackie»[31]. «Three bucks»[32], — предложил сержант за трофей First kiss и поднял цену до четырех и пяти долларов, надеясь соблазнить капитана деньгами. «Пять долларов, о’кей?»

Сама по себе отвоеванная обратно запальная трубка «Первый поцелуй» ничего не стоила. Тем не менее неприметный, жалкий сувенир, кусок необработанного металла, приобрел в глазах владельца какую-то ценность, и Галлахер обращался с ним бережно, проникнувшись каким-то необъяснимым нежным чувством. Трубка станет реликвией, военным амулетом и, может быть, будет красоваться под стеклом в музее того самого завода, где ее сделали, или стараниями миссис Галлахер и ее подруг появится в клубе на ежегодной выставке домоводства.

«На выставке ей не бывать, — решил, поразмыслив, капитан. — Этих дурех ничто, кроме куриного заливного, не интересует».

XXVIII

Около полудня, одевшись, капитан Галлахер кликнул коридорного и велел вызвать такси. Стоя у порога, коридорный выслушал приказание, почтительно поклонился и вышел. A moment, sir[33].

Вытянувшись в струнку, как и подобает вышколенному слуге, он размеренным шагом дошел до конца коридора, но, завернув за угол, бросился бежать как полоумный, только пятки засверкали; запыхавшись, он примчался на эспланаду около отеля.

— Постоялец из номера шестого собирается ехать в город!

Он подскочил к группе женщин, возившихся у парапета, и, нелепо растопырив руки, начал оглядываться по сторонам, точно в поисках спасательного круга.

— Скорее, сотрите это!

В тот же миг неизвестно откуда появился швейцар.