Гость из Альтрурии

— Я бы не сказал, — вмешался банкир, — что вы так уж неправы. Если бы вы сказали, что деньги — это главная движущая сила, я, пожалуй, тоже возразил бы вам, но поскольку вы утверждаете, что деньги — это вопрос первостепенной важности, но не главный, я с вами полностью согласен. Если человек не подведет под свою работу прочную финансовую основу, работать он не сможет. И глупо делать вид, что это не так. Так что денежные соображения — это, действительно, важные соображения. Люди у нас живут своим трудом, и, чтобы жить, они должны получать деньги. Разумеется, все мы отлично понимаем, что работа работе рознь — и по качеству и по своему роду. Труд мастерового можно грубо охарактеризовать как жизненную необходимость, труд делового человека — как средство к достижению цели, а труд художника или ученого — как самоцель. Можно, конечно, эти определения сделать более отточенными, усовершенствовать их, но, как иллюстрация, сойдут и они. Не думаю, чтобы могли существовать разногласия относительно того, какая деятельность относится к высшему роду: некоторые истины не требуют доказательств. Счастлив тот, чей труд является в то же время его целью. Каждый деловой человек понимает это и с этим соглашается, по крайней мере, разговаривая с человеком, живущим творческой жизнью, или с ученым. Он понимает, что этому счастливцу труд его доставляет радость, которой сам он лишен, причем радость эта никогда не будет омрачена мыслью, что успех его достигнут ценой неудачи другого; понимает, что художник, отдавая работе все силы и способности, ничего, кроме добра, принести людям не способен, что тут не может быть и речи о каком-то соперничестве, а лишь о благородном стремлении все более совершенствовать свою работу. Человек искусства относится к своей работе с трепетом, сознавая, что плод его труда всегда будет представлять бОльшую ценность, чем сам он, тогда как коммерсант обычно смотрит на свою деятельность сверху вниз, понимая, что не всегда она бывает достойна его, разве что сам он личность очень уж малопочтенная.

Я слушал его с удивлением. Мне было известно, что банкир — человек просвещенный, думающий, с университетским образованием, что он отлично начитан, но, как правило, в компании он больше помалкивал, а вот теперь разговорился, то ли из расположения к альтрурцу, то ли потому, что тема эта интересовала его настолько, что он готов был поделиться самыми сокровенными своими мыслями.

— Итак, — продолжал он, — мы обсуждали вопрос денег, то есть вопрос для всех нас первостепенной важности: унижают или не унижают денежные соображения труд, которому посвящают свою жизнь те из нас, чья деятельность ставится выше всех прочих? Насколько я понимаю, именно это смущает вас, когда вы присматриваетесь к нашим условиям.

Альтрурец кивнул. Тот факт, что, обсуждая поступки и взгляды людей искусства, банкир ни словом не упомянул меня, свидетельствовало, как а посчитал, о его врожденной деликатности — откровенно говоря, я немного этого опасался. Однако он был достаточно хорошо воспитан и, не задев никого, продолжал, как бы рассуждая сам с собой:

— Думаю, вряд ли кто-нибудь сможет дать вам на это исчерпывающий ответ. Скажу все же, что, по-моему, таким людям много тяжелее, чем всем прочим, и, возможно, в этом и кроется причина, отчего труд по призванию оказывается для многих из них непосильным, хотя, несомненно, он не столь обременителен, как труд коммерсанта. С одной стороны, человека искусства приравнивают к рабочему, к скотине, к существу, которому лишь бы было, что поесть, и место, где поспать. Это если говорить о его потребностях. С другой стороны, его превозносят как существо высшего порядка, которое занято лишь тем, чтобы совершенствовать ниспосланный свыше талант. Это если говорить о его целенаправленности. Мне кажется, что, оказавшись между двумя этими полюсами, человек теряется, и это не может не сказаться на его работе.

Остальные молчали. Никто не обратился ко мне с просьбой поделиться своими мыслями на этот счет, тем проще было мне их высказать.

— Если вы воспримете мои слова, как результат жизненных наблюдений, а никак не личного опыта… — начал я.

— Просим, просим, — сказал банкир, да и остальные не замедлили выразить в разных словах свою готовность послушать меня.

— Я бы сказал, что, очутившись в таком положении, трудно не растеряться, однако на работе это никак не сказывается — несмотря ни на что, денежные соображения не могут замарать творение художника. Живописец, актер или даже беллетрист всегда рад побольше получить за свой труд и — такова уж наша грешная суть — обычно выжимает из него все. Однако стоит ему войти в работу как следует, и он забывает решительно обо всем. Он не думает, выгодна ли она, будет ли иметь успех, а лишь о том — удастся ли она ему.

— Да, это понятно, — сказал банкир. — Но вот что я хотел бы знать — способен ли он отдать предпочтение менее выгодной работе — если, конечно, в состоянии себе это позволить — зная, что за другую можно получить больше? Иными словами, не влияют ли денежные соображения на выбор темы?