И именно сюда я и директор фильма Шурухт примчались в воскресенье рано утром, и после небольшой традиционной перебранки с вежливым медперсоналом вытащили Леонида Фёдоровича на разговор в небольшую зелёную зону берега реки Крестовка. Выглядел наш режиссёр бодрячком, а шляпа и мешковатый не по размеру пиджак, надетый поверх полосатой пижамы, сразу говорил всем окружающим, что Леонид Фёдорович артист комедийного жанра.
— Как идут съёмки? — поинтересовался он первым делом.
— Замечательно, — буркнул я, — осталось только финальные титры пришпандорить. На главную роль срочно вызвали из Москвы Леонида Харитонова. Был Ваня Бровкин солдатом на целине, а стал по комсомольскому призыву в театре гримёром Зайчиком. Я думаю, роль удалась.
— Ты чего несёшь? — опешил Леонид Быков. — Я ведь только вчера из БДТ на скорой помощи уехал.
— А время вообще пролетает стремительно, не успеешь оглянуться, как уже здравствуй пенсия, — грустно улыбнулся я, вспомнив прежнюю жизнь. — Леонид Фёдорович, нужна ваша расписочка, чтобы мы спокойно начали съёмочный процесс.
— Какая расписка? — Быков покосился на дядю Йосю.
— Стандартная, претензий не имею, всецело доверяю, вот, — затараторил Шурухт, вытащив из папки готовый документ, который требовалось только подписать. — А то у нас плёнки впритык. Переснимать отснятые эпизоды — возможностей не имеем.
— Ловко придумано, — прокашлялся Леонид Фёдорович, но ставить собственную закорючку на официальную бумагу почему-то не стал.
— Напоминаю, в пятницу утром нас покидают: Вицин и дядя Лёша Смирнов, — сказал я главному режиссёру. — А нам кроме эпизодов в театре, нужно отснять финал всей кинокомедии.
— Чего? — присвистнул Быков, присев от неожиданности на скамейку.
— Это гениально! — улыбнулся я. — Понимаете, в чём дело, мы используем в фильме три великолепные песни. Три хита.
— Ну-ну, — недовольно проворчал Леонид Фёдорович.
— В начале кинокомедии идёт модный показ, где сам Эдуард Хиль исполняет «Королеву красоты». По переулкам бродит лето, солнце льется прямо с крыш, — пропел я в воображаемый микрофон. — А в середине картины, когда сломан забор и вы с Наташей гуляете по ночному Ленинграду, звучит уже песня «Любовь настала».
— Которую поёт тоже Хиль и твоя Нонна? — ещё более посмурнев, проворчал Быков.
— Да, как много лет во мне любовь спала, — снова пропел я. — А уже в финале, вы, то есть ваш Зайчик выходит из психбольницы, идёт счастливый по городу…
— Видит, как гуляет девочка по железнодорожным путям и спасет её, — продолжил Леонид Фёдорович.
— Нет, — махнул я рукой. — Девочку, железную дорогу и поезд вычёркиваем. Зайчик идёт, улыбается всем вокруг, радуется жизни, а ему навстречу выходит Наташа, то есть Нонна, ну не важно. Они встречаются, крупный план двух лиц в профиль, которые вот-вот поцелуются, но звучит голос за кадром: «роли исполняли», вы резко поворачиваетесь на камеру, и Нонна поёт: «Ты со мной дели каждый день земли, потому что я — песенка твоя». Камера отъезжает, а там все наши актёры танцуют шейк. Вицин смешно изгибается, дядя лёша Смирнов смешно шевелит ручками.
— И дети вокруг прыгают? — криво усмехнулся Быков.
— Точно! И врачи из психбольницы, и бюрократ Шабашников вместе с секретаршей дёргаются под музыку и все, все, все! — выкрикнул я. — Один большой праздник жизни. СССР, веселье, мир, молодость, дружба, любовь! Люди через сорок лет будут смотреть эту картину и плакать. Это гениально!
Леонид Фёдорович коротко простонал, схватился за живот и, сняв шляпу с головы, просипел:
— Я тебя, Феллини, сейчас убью!
В подтверждение своих слов шляпа главного режиссёра полетела в мою сторону. Однако внезапно налетевший ветерок подхватил её и понёс прямиком в речку Крестовку.
— Я же говорю, это гениальный финал! — крикнул я и бросился ловить шляпу. — Мы просто взорвём все кинотеатры страны! Билеты на нашего «Зайца» будут скупать спекулянты по 30 копеек, а затем продавать по 3 рубля!
— Убью! — вновь прохрипел Леонид Быков.
— Умолкни, Феллини! — рявкнул дядя Йося, пока я ловил шляпу по кустам, — не видишь человеку плохо? Спокойно, Леонид Фёдорович, только спокойствие. Девочку, поезд и железную дорогу возвращаем. Плевать на аншлаги и государственную премию, плевать на первую категорию. Нам и со второй хорошо? Я правильно говорю? Как язва? Уже лучше?
— Хуже, — простонал Быков, — курить хочется, спасу нет. Врачи будь они не ладны, запрещают. Давай свою бумагу.
— Вот, пришлось немного поплавать, — я прибежал обратно с мокрой шляпой, которую сам лично окунул в речку. — Ну, так как новый финальчик?
— Никак, — прорычал Леонид Фёдорович и поставил свою красивую размашистую подпись, что всецело доверяет главному оператору и мне, главному курьеру из газеты.
— А если принять решение на холодную голову? — спросил я и мокрую холодную шляпу напялил на шикарную кучерявую шевелюру нашего режиссёра.
— Вот это сейчас было не смешно, — пробормотал Быков. — Хотя что-то весёлое в этом есть. Я надеюсь, ты пиявок в мою шляпу не натолкал?