— А сквозь дымку тумана через ветки деревьев парка пробиваются лучи заходящего солнца, — закончил за меня предложение Дмитрий Давыдович. — Знаю! Ты мне это в восьмой раз рассказываешь.
— Захлопотался, — пробубнил я, — я думал, что в шестой.
— В шестой, седьмой, какая разница? Дай спокойно поработать! — вспылил главный оператор. — Шевчуков, ну что ты мнешься как девочка? Больше напускай тумана, больше! Криворукий. Мужики, тащите два прожектора на восток. Дадим пару лучей с противоположной от солнца стороны.
— Ладно, через пятнадцать минут снимаем, а то упустим земное светило, — проворчал я и пошёл к группе киноактёров, которые над чем-то весело потешались.
И хоть в этих первых кадрах никаких актёров не предполагалось на съёмку приехали почти все действующие лица будущего детектива, кроме Леонида Быкова, Игоря Дмитриева и Игоря Горбачёва. Быков и Горбачёв сегодня в павильоне «Ленфильма» заканчивали снимать «Зайчика», эпизод, где бюрократ Шабашников принимает иностранную делегацию. А Игорь Борисович Дмитриев сказал, что в приметы не верит, так как давно вышел из юношеского возраста. Остальные же с живым интересом собрались на торжественное мероприятие, на котором после первого отснятого кадра будет разбита тарелочка с голубой каёмочкой. Затем кратковременный фуршет и продолжение работы, ибо с этого часа каждый съёмочный день будет на вес золота и бриллиантов.
— Феллини, есть разговор, — перехватил меня дядя Йося.
— Давай завтра, а лучше послезавтра, — отмахнулся я. — Мы, как ты хотел, второй миньон два дня назад записали? Теперь дай на фильме сосредоточиться. Потом обговорим гастроли.
— А я как раз по фильму и хочу поговорить, — зашептал мой дальний родственник, который после записи нового песенного материала, стал одолевать идеей концертов под вывеской творческих встреч с актёрами «Ленфильма».
Сама по себе задумка была замечательная, но раньше октября невыполнимая. Во-первых, на мне висел детектив, заказанный в Смольном. Во-вторых, нужно было подождать, пока песни разлетятся по стране. И третье — кто будет петь, кто играть, в каком составе ехать по городам и весям, как всё это грамотно оформить, чтобы не прицепилась ОБХСС? Нонна в сентябре вернётся на учёбу. У Эдуарда Хиля договор с Ленинградской филармонией. Гораздо реальней выглядела перспектива заключения Нонной контракта с той же филармонией. После чего она могла вполне легально выступать и с Хилем, и без. Правда, тогда деньги пролетали мимо загребущего кармана дяди Йоси. Вопросов было множество, а ответов пока никаких.
Кстати, запись миньона в «Доме радио» прошла на удивление мирно и оперативно. Сначала Хиль сольно спел «Вода-вода», затем Нонна исполнила «Позови меня с собой», а потом они дуэтом записали «Песню гонщиков» и «О чём плачут гитары». Только руководитель оркестра Александр Владимирцов, когда прощались, сказал, что в следующий раз гонорар придётся удвоить. Ведь, по его мнению, мы деньги лопатой гребём, а они, простые музыканты, перебиваются с хлеба на воду. И хотя дядя Йося распинался, что деньги лопатой гребёт за продажу дисков государство в лице фирмы «Мелодия», а мы пока не видели ни рубля, товарищ Владимирцов всё равно остался непреклонен.
— Я сегодня заключал договоры с актёрами, расписывал, кому какую категорию присудить… — затараторил Шурухт.
— Короче, без подробностей? — не выдержал я.
— Короче Высоцкого нужно отчислять, — шепнул он. — Никакой он не актёр театра на Таганке. Его недавно за пьянку из театра имени Пушкина турнули. Он простой безработный махинатор.
— Ну, допустим, Высоцкий пока не в штате, его Любимов на «постоянку» возьмёт в сентябре? — пробурчал я. — Допустим Высоцкий — врун? Вот мы его сейчас уволим, а завтра он станет всесоюзной знаменитостью, что тогда?
Шурухт недоверчиво покосился на Владимира Семёновича, который сейчас громко хохотал, рассказывая какие-то байки своим коллегам актёрам.
— Шутишь? — пролепетал дядя Йося. — Кому он, хриплый горлопан, нужен?
— А сколько у нас на эстраде хриплых горлопанов? — спросил я. — Ни одного. Ты понимаешь, какая слава ждёт первого? Высоцкий уже сейчас кое-что хорошее пишет, а через пару лет его песни зазвучат из каждого окна.
— Да? — Шурухт растерянно почесал затылок и, тяжело вздохнув, буркнул, — ладно, тогда пусть снимается. Слушай, а может его тоже записать?
— Можно, но лучше годик подождать, — кивнул я. — Пока и писать-то особенно нечего. И вообще, воротила шоу-бизнеса, дай на фильме сосредоточиться.
— Я — советский человек, — обиженно пролепетал он. — Просто чуть-чуть деловой.
— Кому ты втираешь? — буркнул я и, еле-еле отвязавшись от дяди Йоси, подошёл к актёрам.