— Учтите, не я это предложил, — пробурчал я и, резко выпрыгнув, хлёстко пробил по папке для бумаг. — Хаа! — вырвалось из моего рта, когда нога вошла в непосредственное соприкосновение с этим невинным канцелярским предметом.
Надо сказать, что удар с первого дубля вышел на загляденье. Только директор киностудии отчего-то растерялся и выпустил эту злосчастную папку из рук. А она, зараза, просвистев через весь кабинет, с убийственной точностью снесла со стола любимую лампу товарища Киселёва. «Бамс!», — вдруг раздался треск, расколовшейся лампочки накаливания. И в дверь моментально влетела секретарша, которая, скорее всего, подслушивала наш разговор около замочной скважины.
— Что случилось⁈ — взвизгнула она.
— Ничего, дело житейское, — пролепетал я, — никто не пострадал.
— Ты что натворил, сукин сын⁈ — заорал Илья Николаевич. — Уйди с глаз, пока я тебя не уволил к чёртовой матери! Учти, если снимешь мне какое-нибудь фуфло, то мало того, что вылетишь с киностудии с волчьим билетом, как Дунька Распердяева, так я ещё и вычту у тебя из жалования стоимость моей лампы!
— Лампочки накаливания? — буркнул я для уточнения и тут же бросился бежать, а товарищ Киселёв ещё долго орал мне вслед, обзывая теми словами, которыми он привык выражаться, отбывая срок в Каргопольлаге.
Глава 14
— Лиза, включай плёнку, — выдохнул я, когда прибежал в монтажку от нервного и раздражительного директора киностудии. — Совсем нет у нашего Ильи Николаевича чувства юмора, которое вызывает здоровый человеческий смех. Я ему говорю: «Готовь отдельную полку под женщину с веслом от американской киноакадемии и подставку под золотой пальмовый куст».
— А он? — улыбнулась ассистентка монтажёра.
— А он как с цепи сорвался: «гав-гав-гав, гав-гав-гав». Вынь да положь ему золотого каннского тигрёнка. В нем, дескать, больше золота. Что, Раиса Кондратовна домой ушла? — спросил я, развалившись в кресле.
— Да, её рабочий день закончился, — кивнула девушка и нажала кнопку пуск.
— Ладно, смотрим, и тоже по домам.
Я тут же вперился глазами в маленький экран звукомонтажного стола и почти моментально выбросил из головы перебранку с Ильёй Николаевичем. Ибо конфликт забудется, а кино останется.
А на экране тем временем камера показала на фоне православных икон и деревянных идолов из «Калевалы» подполковника Петренко, капитана Ларина, следователя прокуратуры Абдулову и лейтенанта Волкова, который с недовольным видом делал записи в протокол допроса. И первым свидетелем по делу о краже картины предстала директриса музея товарищ Суркова. Исполнительницу этой роли Людмилу Гурченко поставили на фон иконы Богоматери и немного испортили причёску, чтобы зритель почувствовал, на каком нервном взводе находится её героиня.
— Наталья Даниловна, — произнёс Быков-Петренко, — скажите, за то время как готовилась эта экспозиция, кто покидал помещение, скажем так, в одиночестве?
— Вы думаете, что картину украл кто-то из нас? — взволнованно дыша, прошептала директриса.
— Мы пока вообще ничего не думаем. Мы просто собираем всю касающуюся этого дела информацию, — с металлом в голосе пророкотал подполковник. — Поймите, время дорого, Наталья Даниловна.
— Кто покидал? — задумчиво пробормотала Гурченко-Суркова, — два наших реставратора постоянно курсировали между этим залом и хранилищем. И вдвоём, и по одному, они переносили вот эти скульптуры.
Камера крупно наехала на деревянный лик бога громовержца Укко.
— Потом я выходила из помещения, — сказала директриса. — Мне нужно было позвонить домой, мужу.
— Дозвонились? — неожиданно спросил капитан Ларин.
— Нет, он ещё сам не вернулся с работы, — буркнула Суркова. — Не понимаю, какое это имеет отношение к делу⁈ Мой муж сотрудник НИИ! У нас дети!
— А кто ещё покидал зал? — спросила «следачка» из прокуратуры Анастасия Абдулова.
— Старший научный сотрудник, товарищ Гурьев, ходил звонить по делам, — пожала плечами директриса. — Экскурсовод, товарищ Добрынина, один раз принесла для всех пирожки и термос с кофе. Я ещё раз повторяю, вы не там ищите, мои люди не виноваты!
Затем на экране мелькнуло деревянное лицо Вяйнямейнена, который поймал щуку. И тут же встык на фоне иконы Спаса Вседержителя появился реставратор Геннадий Маслов, в исполнении Евгения Леонова.
— Если думаете, что я взял картину, то зря, — Леонов-Маслов посмотрел на сотрудников милиции исподлобья. — Я за всю свою жизнь чужой вещи не тронул! Вот этими самыми руками слесарил, плотничал, столярил, мебель старинную восстанавливал. Всю голодную послевоенную юность сестрёнок своих младших кормил! Да я бы самолично этого вора удавил, как гадину.
— Геннадий Маркович, а кто ещё из музейных работников знал, что на время работы над новой экспозицией будет отключена сигнализация? — спросил капитан Ларин.
— Да все знали, — хмыкнул реставратор Маслов. — У нас на год вперёд расписан план мероприятий. Что касается этой выставки, то её вписали в план месяц назад. И вот ещё что, никто из наших взять картину не мог. Не такой у нас коллектив. У нас несколько научных работников, пишут диссертации.