«Будьте же человеком, Василий Васильевич! - взмолился Грачев. - Ведь речь идет о счастье человеческом… Я ведь себя никогда не жалел, всего себя Арктике отдавал. Да и Машенька не пожалеет. Только дайте нам совместную жизнь начать, не разлучайте!»
Так искренне слова Грачева прозвучали, что мне его и Машу от всей души жалко стало.
«Полярная станция острова Хмурого не может остаться без метеоролога», - отрезал Василий Васильевич.
Тут Маша к столу подошла. Улыбается, и лицо у нее от этой улыбки даже красивым сделалось.
«Так мы попросим вашего старого метеоролога еще на год остаться. Ну, неужели он нам откажет?»
Столько эгоизма и наивности было в Машиных словах, что нельзя было их без улыбки слышать.
Сходов смешался, нахмурился еще больше и пробурчал: «Это его дело. Попробуйте договориться».
Грачевы тотчас же ушли. А Сходов раздраженно спрятал в стол деньги и телеграмму, которую сам же должен был передать в сберкассу, запер ящик на ключ и говорит мне: «Метеоролог Юровский перенес тяжелую болезнь. Он слаб. Врача у меня на острове нет, и метеоролог еще на год никогда не останется».
Я вообразил себе этого метеоролога, сидящего на чемоданах, у него карманы уже набиты письмами на Большую Землю, а к нему вдруг обращаются с неожиданной просьбой люди, которым кажется, что, кроме их счастья, на всем свете ничего не существует.
«Ни за что Юровский не согласится, уж я это знаю, - повторил Сходов, - Из-за его болезни я ведь и смену ему вызвал».
Мне, капитану, часто в дела своих пассажиров вникать приходится, но тут… что я мог сделать? Наблюдаю жизнь, как она есть!
И вдруг возвращаются к нам молодожены Грачевы, сияя, как арктическое солнце в апреле.
«Согласился Юровский!» - возвещает Грачев.
«Такой милый молодой человек… такой чудесный товарищ! - говорит Маша, - Я его расцеловала. Женя его зовут».
Сходов позеленел, но ничего не сказал, а когда «счастливцы» вышли, сказал мне: «Капитан! Вы должны мне помочь. Я понимаю, что такое человеческое счастье, но я знаю также, что такое человеческая жизнь! Юровский погибнет, если останется… Это только я знаю. Сердечнее он оказался, чем я думал, но он не имеет права остаться на острове!»
Посоветовались мы со Сходовым. У меня кое-какой план появился. На том и порешили.
Вышел я от Сходова, а Маша с Грачевым ко мне: «Поздравьте нас, - говорит Маша. - Мы так счастливы, Борис Ефимович!»
Я холодно отвечаю: «Не могу поздравить вас, Мария Федоровна, потому что вы полярный дезертир».
Грачев нахмурился, исподлобья на меня смотрит. Маша побледнела.
«Вы в Арктику ехали, чтобы геройски бороться с суровой природой и служить Родине, а сами устройством семейных дел занялись».
«Да разве я… - вмешался Грачев. - Столько лет… разве мне нельзя подумать о личном?..»
«Вам, Григорий Иванович, можно, вы человек заслуженный. А вот молодой женщине, которая себе еще ни разу щеки не поморозила, ей-то, может быть, и рановато!»
Грачевы что-то хотели мне объяснить, но я сказал только Маше: «Теперь вы, гражданка Грачева, не полярница, а пассажирка». Она обиделась.
Я вернулся на корабль, нашел парторга и предложил ему устроить аврал по выгрузке.
Мой помполит искренне удивился: «Чтоб все моряки и все пассажиры участвовали?» - «Все полярники, - подчеркнул я. - Ведь станция небольшая, грузов немного… И так бы справились».
Я ему объяснил свой замысел.
Начался аврал. Все мои пассажиры - зимовщики, возвращающиеся после зимовки, и те, кто направлялись к месту работы, с охотой согласились помочь морякам.
У причала закипела работа. Работали все без исключения. Мы со Сходовым тоже взялись таскать мешки и ящики.
Такая уж у нас в Арктике традиция. Даже наш корабельный кок со шкиперской бородкой - и тот сбежал из камбуза, чтобы «подкинуть» пару мешков угля.
Люди шли вереницей, у кунгаса им на спину клали тяжелые мешки, которые в другое время многих придавили бы к земле. Полярники хватали мешок за петли и спешили наверх. Там они высыпали уголь. Черная пирамида росла на глазах. А люди спускались к воде, с азартом хватали новые мешки и снова спешили наверх.
Работали весело, перекидываясь словами, посмеивались.
«А ну, валяй, валяй!» - «Бегом, бегом!» - «Ты который? Одиннадцатый мешок? А я уже двенадцатый!» - «Полярники, от моряков не отставай!» - «Сами, братишки, подтягивайтесь!»
Спускаюсь я за мешком к кунгасу и встречаю Грачева. Несет мешок. Лицо все в черной пыли. Только белки глаз сверкают. Обгоняет меня маленькая фигурка, кубик… Узнаю - Маша!
«Бросай мне на спину мешок! - кричит она. - Не гляди, что я маленькая! Мешки с зерном в колхозе таскала».
Два моряка мешок схватили, раскачали, но я их остановил и к Маше обращаюсь: «Простите, гражданка Грачева, здесь у нас работают только полярники. Посторонним принимать участие в аврале не разрешается».
Маша опешила. Смотрит на меня непонимающе, а морячки посмеиваются. Мешок, ей предназначенный, кому-то другому на спину бросили.
«Как так посторонним? - спрашивает Маша. - Я ведь помочь хочу». - «Пожалуйте на корабль, в каюту. Вы платный пассажир. Не имеем права вас нагружать».