Гости Анжелы Тересы

На мгновение губы Мартинеса Жорди насмешливо искривились.

— Вы ошибаетесь — я говорю о Хосе Фелиу. Я был другом и однолеткой с Эстебаном, но мне очень нравился его старший брат Хосе. А его мать…

Жорди сделал глоток из рюмки, посмотрел в пустое ничто, сказал более молодым, более живым голосом, каким говорил когда-то:

— Она была такой грациозной, когда шла по траве… Обычно она выходила из дома и давала нам хлеба с кальмаром, а иногда садилась на ступеньку к источнику и смотрела, как мы с Эстебаном играли. Иногда сама разгорячится, характер у нее был такой же живой, как у Эстебана. А теперь…

Он прервал себя, мельком взглянул на Давида и прибавил другим тоном:

— Ах да, вы ведь еще не видели Анжелу Тересу. А тогда она была полна огня и жизни, совсем как Эстебан. Эстебана сердила осторожность Хосе. Наступил момент — что выбирать, реформы или безопасность, и он не выбрал безопасность. Когда началась война, Эстебан пошел рядовым на сторону правительства. Его произвели в чин и вскоре он получил повышение. Он был из тех легендарно отважных, что после страшного разгрома могли снова и снова организовывать сопротивление.

— Вы тогда были его товарищем?

— Вначале, как рядовой — но вскоре мне прострелили легкое и я выбыл из строя, уже до конца войны.

— А Хосе? Как воспринял он и все другие, прежние левые, когда Фаланга объединилась с восставшими генералами?

— Он наверно полагал, что, независимо от этого, должен быть лояльным к ним. Когда фронт народного освобождения потерпел поражение… в последние дни марта тридцать девятого…

У Жорди пересохли губы и он должен был смочить их вином.

— …то Эстебана взяли в плен, прислали сюда и отдали под военный трибунал. Как офицер правительственной армии, он принадлежал к категории «врагов», и мог ожидать либо расстрела, либо тюремного заключения на двадцать лет. Его осудили к смерти.

Хосе тоже был смелым человеком, и получил чин капитана. Он бросился в Мадрид, чтобы выхлопотать брату помилование — и ему это удалось. Об изменении приговора телеграфировали из ставки начальнику тюрьмы. Хосе тоже сразу же отправился сюда, чтобы поддержать мать и отыскать брата в тюрьме.

Его встретило известие, что Эстебан Фелиу казнен как революционер. Начальник тюрьмы отказался дать какие-либо объяснения.

Хосе поднял дело — можете себе представить, с каким мужеством и с какими трудностями, в то время, когда военные трибуналы и специальные команды по расстрелу работали день и ночь — и оказалось, что Эстебана не расстреляли, а повесили в тюрьме через два часа послетого, как начальник тюрьмы получил телеграмму о помиловании. Когда Хосе потребовал от начальника тюрьмы ответа, тот пожал плечами и сказал, что не мог допустить, чтобы такой храбрый и опасный враг остался в живых. И посоветовал капитану Фелиу больше этого дела не касаться.

Тогда Хосе выхватил свой офицерский револьвер и застрелил подлеца. А потом застрелил себя. Как уверяли подручные начальника тюрьмы.

Наступила тишина.

— Какая ужасная история, — покачал головой Давид.

— У нас вообще ужасная история, — отозвался Жорди.

Дверь скрипнула, вошла бедно одетая женщина, но решила повернуть обратно, увидев, что там посторонние. Жорди поспешно спросил, что ей нужно. Нет, нет, она просто хотела купить веревочные туфли. Он вынул два своих жалких варианта. Она посмотрела на них, спросила шепотом, нет ли чего подешевле. Дешевле у него не было. Сконфуженно подсчитала деньги в своем потертом кошельке, сказала опять шепотом — из-за Давида, как он решил — что не хватает трех песет, нельзя ли принести их в пятницу? Хорошо, согласился Жорди. Тогда она слабо улыбнулась, взяла туфли, не примерив, и ушла.

— Вы ее знаете? — спросил Давид.

— Нет.

— Думаете, она когда-нибудь деньги принесет?

— Она же ведь сказала! — ответил Жорди немного удивленный.

Давид подумал, как это теперь с ним часто бывало, что имеет здесь дело с благородными людьми. Он устыдился опять своей позы «культурного человека» с его дешевым скептицизмом по отношению к ближнему.

— А как сложилась судьба тех, кто остался в живых в семье Фелиу? — вернулся он к разговору.

— Остались только отец и мать. Им ничего не сделали, благодаря Хосе. То, что случилось с начальником тюрьмы, сочли делом чести. Им оставили их усадьбу. Так что, можно сказать, расчет папаши Фелиу оправдался.

— Жестоко сказано.

Жорди пожал плечами.