Гости Анжелы Тересы

Но попытка оказалась неудачной, щупальцам меланхолии не за что было ухватиться. В следующее мгновение он уже с поразительной уверенностью знал: я могу. Я гожусь. Я в состоянии помочь ей и себе.

— …«Добрым», — усмехнулся Давид. — Разве человек добрый, если не дает своему ребенку упасть в колодец, а своему дому сгореть?

— Нет, но…

— Вот и я «добр» к тебе именно таким образом. Яснее ясного. Потому что ты самое дорогое, что у меня есть. Чего еще у меня нет…

Он произнес это без всяких сантиментов, поворачивая ее спиной и застегивая бюстгальтер.

— А моя рука…

— Плевать мне на твою руку, — сказал он.

Тем временем она попыталась надеть себе нейлоновые чулки, но с одной рукой это было особенно трудно, левая ей только мешала. Она так рассердилась, что впилась вдруг в нее зубами.

Он взял ее ни в чем не повинную руку и поцеловал след от зубов.

— Ну, ребеночек! Сейчас тебе уже лучше?

Да, это уже была разрядка. Она устало оперлась на его спину, пока он сидел рядом, наклонясь вперед, и не чувствовала больше никакого стеснения, что он натягивал ей чулки.

Когда она была уже одета и они стояли друг против друга, слегка улыбаясь, еще не оправившись от смущения, он спросил:

— Ну, а… с венчаньем как? тебе уже больше не хочется?

— Нет, что ты. Только… нет, я хочу, — подтвердила Люсьен Мари.

— Тогда ты должна обещать мне одну вещь.

— Ну?

— Не убегать от меня, если с тобой случится что-нибудь плохое.

— Со мной?

— Да, ты-то определенно не оставишь меня в беде, если случится что-нибудь со мной. Дай такую возможность и мне. Подумай о словах в Священном писании: «Ради этого женщина должна оставить тетю Жанну и держаться своего супруга…»

Она посмотрела в серые глаза Давида, в который раз удивилась его застенчивости, его манере шутливо говорить о самых серьезных вещах. В ней вдруг огнем вспыхнула жаркая надежда на их счастье в браке, на такой союз, в который ни он, ни она не решались верить, не осмеливались мечтать.

Через некоторое время Давид сказал:

— Если бы ты знала, как у меня замирает сердце, когда ты перестаешь владеть собой… Была бы ты похитрее, всегда могла бы использовать это для шантажа.

Люсьен Мари пришло в голову, что нежность и заботливость Давида по отношению к ней не что иное как еще одна сторона его же характера, такого тяжелого во время кризиса с Эстрид. Чего он не мог вынести, так это мысли о том, что он причинил кому-то непоправимое зло. Поэтому он и стал по отношению к ней жестким и ненадежным.

— Ну как, готова теперь? — спросил он.

— Да, все в порядке.

— Минутку, — тихо пробормотал он и исчез в своей комнате. И вернулся с букетом. Не с французским букетом для невесты из белых лилий, а с розами нескольких оттенков. В их положении они были более уместны.

Несколько лощеных молодых испанцев любезно провели их в приемную консульства, предложили посидеть, и на ломаном шведско-английском языке по телефону доложили о них консулу. Через некоторое время консул пришел, представился и пригласил их к себе в кабинет.

— Какие-то осложнения с паспортами, насколько я понимаю…

— С паспортами? — удивился Давид. — Да, я, конечно, упоминал, что нам бы хотелось иметь один общий паспорт. Но главное — это то, что мы решили зарегистрировать наш брак.

— Как зарегистрировать? Где? — в свою очередь удивился консул.

Давид ошеломленно показал на пол.

— Здесь. Теперь. В двенадцать часов.

— Это невозможно. Я не обладаю полномочиями для заключения брака. Кто вам назначил время?

— Я позвонил сюда. Спросил того, кто мне ответил — консул, мол, уехал — имеете ли вы право нас зарегистрировать, тот ответил, что да, несколько раз, на нескольких языках, и назначил время.

— Ясно, это Эмилио, — со вздохом произнес консул. — Честолюбив до невозможности, да и вообще слишком уж большой энтузиаст. Когда чего-нибудь не знает, все равно отвечает да — и полагается на провидение.

— А что там у нас не в порядке? — спросила Люсьен Мари, напряженно прислушиваясь к шведским словам и с пятого на десятое улавливая смысл.

— Никакой регистрации не будет, — отозвался Давид. — Оказывается, недоразумение. Консул не имеет права.

— О, — промолвила Люсьен Мари и опустилась на стул. Она посмотрела на свой свадебный букет. — И что же нам теперь делать?

Консул подошел к шкафу и вынул бутылку шерри и рюмки.

— Рановато, конечно, еще день в разгаре, но у нас с вами особые обстоятельства, — он слегка улыбнулся и налил своим гостям по рюмочке для поднятия настроения.

— Есть здесь пастор для шведских моряков? — спросил Давид.

Да, есть. Консул отыскал его по телефону — но тот тоже не имел права их обвенчать.

— А почему нельзя у испанского священника? — предложила Люсьен Мари.

Консул помог и в этом.

Первый вопрос испанского священника был: принадлежат ли и жених и невеста к католической церкви. После их ответа отпал и этот вариант.

— Придется нам съездить в Мадрид, в посольство, — сказал Давид. В его голосе послышалась вопросительная интонация.

— Я не уверен в том, что… — начал было консул, но в этот момент Давид добавил:

— Нельзя ли мне заглянуть в закон?