Гости незваные

То есть хрен вам, дорогой Алексей Николаевич, а вовсе не материалы к эпохальному роману о Георгии Первом и его верном спутнике Найденове. Я, как канцлер, не допущу, чтобы русский народ вместо полнообъемного «Петра Первого» получил какую-то очередную конъюнктурщину про нас с Гошей. Надо будет — и получше вас найдется кому такое написать. И за куда меньшие деньги, кстати.

Я уже хотел было распорядиться отправить ему приглашение, но вовремя одумался. Это же не заказуха про инженера Гарина! Человек должен написать нашего «Петра» как минимум не хуже того, что его аналог создал в том мире. И, значит, с ним нужно обращаться бережно, чтобы ненароком не испугать. Ибо большая часть российской интеллигенции никогда не страдала недостатком осторожности, скажем так. Так что пусть кто-нибудь из тех летчиков, что сейчас работают в Гатчине, но летать начали еще в Георгиевске на «Святогорах», договаривается с ним на предмет набиться в гости за компанию с одним своим знакомым. Даже не так — не просто знакомым, а первым инструктором, который в те далекие времена учил его летать. Толстой же не знает, что этого инструктора зовут Георгием Андреевичем, и поэтому не будет заранее волноваться. А там я в спокойной домашней обстановке разъясню Алексею Николаевичу, что задуманная им книга пусть лучше маленько подождет. Если уж писать про русских деятелей, то начинать надо с первого из них, то есть с Петра.

И вот через три дня во исполнение этого плана после ужина у величества я поехал не в Гатчину, а по Невскому почти до Знаменской площади. Там в скромной пятикомнатной квартире на втором этаже доходного дома Круглова обитал будущий классик. Старший штурман правительственного авиаотряда полковник Голубницкий, один из тех казачат, которые приехали в Георгиевск с Полозовым после его посещения родной станицы, уже ждал меня у подъезда.

— Георгий Андреевич, — шепнул он мне, когда мы поднимались по лестнице, — может, кого другого найдете про вас писать? Читал я его «В небе Атлантики» — ведь вранье же почти наполовину!

— Это называется не вранье, — просветил я полковника, — а художественный вымысел. И всего пятьдесят процентов этой составляющей вполне позволяют отнести данный труд даже к документальной прозе. Вот когда отклонения от истины заходят за две трети, то это уже литература художественная. Если, конечно, она написана хорошо, но с этим у Алексея Николаевича полный порядок. Правда, у многих других текст выходит такой, что его читать тошно, тогда это действительно вранье, и больше ничего. Но, между нами, я как раз и хочу отговорить Толстого от его затеи, потому мы с вами и приехали к нему в гости.

Поначалу Толстой меня даже не узнал, ибо ни разу не видел без черного мундира и зеркальных очков. А узнав, растерялся. Однако заранее проинструктированный полковник тут же достал бутыль фишмановки и, мастерским движением наполнив три стакана, предложил выпить за успехи российской литературы. Это оказалось неплохим противошоковым, писатель порозовел и обрел способность говорить связно, но для закрепления эффекта полковник повторил операцию, правда, уже без моего участия. После мы закусили и перешли к литературной беседе.

Вопреки ожиданиям, Толстой согласился с предложением написать про Петра практически сразу. Однако с временными рамками произведения у нас поначалу возникли разногласия.

— Алексей Николаевич, — убеждал я его, — ну что такое один том? Лев Николаевич и то свою «Войну и мир» растянул на два! А ваш потенциал не ниже. Народу нужно масштабное эпическое полотно! Так что ваше предложение закончить роман нарвской победой мне даже как-то странно слышать. Героев надо довести как минимум до Прута!

— Н-но ведь это было п-поро… поражение! — категорически не согласился будущий классик. — Нельзя кончать книгу п-поражением. Ик! Т-тогда придесс…ся вести их дальше, а они к тому времени будут — ик! — уже очень старыми. Нехр… нехорошо это. Ик.

— А как же вы тогда собирались писать про меня? — резонно удивился я. — Мне ведь не пятьдесят и даже не шестьдесят лет от роду, так что они по сравнению со мной все равно останутся молодежью! Нет, ваши аргументы представляются несколько надуманными.

В конце концов мы сошлись на том, что роман будет состоять из двух больших томов и действие дойдет не менее чем до Полтавской битвы. После чего Толстой выбил-таки себе право вернуться к произведению про императора с канцлером, но обещал и тогда не прекращать работу над продолжением «Петра». Решив, что для начала это неплохой результат, я стал прощаться. Тем более что Толстой оказался не только не Достоевским, но даже и не Фадеевым, в том смысле, что всего с двух стаканов под конец беседы так и норовил заснуть прямо за столом. Ничего, подумал я, спускаясь к машине. Какие его годы, у молодого человека еще все впереди.