Гостья

– У нас был замечательный день, – продолжал он. – Здесь хороший край.

Улыбаясь, он лежал на спине и, казалось, не слишком торопился заснуть.

– Да, мне очень понравились ужин и пылающий огонь, возле которого мы беседовали, как старики.

– Почему как старики? – спросил Жербер.

– Мы говорили о любви, дружбе как люди степенные, которые уже вне игры.

В ее голосе звучала обиженная насмешка, не ускользнувшая от Жербера; он бросил на нее смущенный взгляд.

– Вы наметили прекрасные планы на завтра? – спросил он после недолгого молчания.

– Да, это было несложно, – отвечала Франсуаза.

Она отступилась; без неудовольствия она почувствовала, что атмосфера сгущается. Жербер сделал новое усилие.

– То озеро, о котором вы говорили, приятно будет, если сможем в нем искупаться.

– Наверняка сможем, – сказала Франсуаза.

Она замкнулась в упорном молчании. Обычно разговор между ними никогда не прекращался. Жербер в конце концов что-то почувствовал.

– Посмотрите, что я умею делать, – внезапно сказал он.

Подняв над головой руки, он пошевелил пальцами. На противоположной стене фонарь отразил смутный профиль животного.

– Как вы искусны! – сказала Франсуаза.

– Еще я могу изображать судью, – продолжал Жербер.

Теперь она была уверена, что он пытается скрыть смущение. С комком в горле она смотрела, как он старательно изображает тени зайца, верблюда, жирафа. Истощив свои ресурсы, он опустил руки.

– Китайские тени – это прекрасно, – словоохотливо продолжал он. – Почти так же прекрасно, как куклы. Вы никогда не видели фигуры, которые нарисовал Беграмян? Вот только нам не хватало сценария; на будущий год мы попробуем возобновить это.

Он вдруг умолк – не мог больше притворяться, будто не замечает, что Франсуаза его не слушает. Перевернувшись на живот, она не спускала глаз с фонаря, свет которого тускнел.

– Батарейка садится, – произнес он. – Фонарь скоро погаснет.

Франсуаза ничего не ответила, несмотря на холодную струю воздуха из разбитого окна, она была вся в поту. Ей казалось, что она остановилась над пропастью, не в силах ни продвигаться вперед, ни отступить; у нее не было ни мыслей, ни желания, и внезапно ситуация показалась ей просто нелепой. Она нервно улыбнулась.

– Чему вы улыбаетесь? – спросил Жербер.

– Ничему, – ответила Франсуаза.

Губы ее начали дрожать; всей душой она призывала этот вопрос, а теперь испугалась.

– Вы о чем-то подумали? – спросил Жербер.

– Нет, – отвечала она, – ни о чем.

Внезапно слезы выступили у нее на глазах, нервы ее были на пределе. Теперь она слишком много всего сделала, и Жербер сам заставит ее говорить, и, возможно, такая приятная дружба, существовавшая между ними, будет испорчена навсегда.

– Впрочем, я знаю, о чем вы подумали, – вызывающим тоном заявил Жербер.

– О чем же? – спросила Франсуаза.

Жербер надменно махнул рукой:

– Я этого не скажу.

– Скажите, – попросила Франсуаза, – а я скажу вам, так ли это.

– Нет, скажите первой, – настаивал Жербер.

Мгновение они смотрели друг на друга, как два врага. Франсуаза собралась с духом, и слова наконец слетели с ее губ.

– Я смеялась, задаваясь вопросом, что за вид у вас будет, у вас, кто не любит осложнений, если я предложу вам спать со мной.

– А мне казалось, будто вы думаете, что я хочу поцеловать вас, и не решаюсь, – сказал Жербер.

– Я никогда не предполагала, что вы хотите поцеловать меня, – высокомерно отвечала Франсуаза. Наступило молчание, в висках у нее стучало. Ну вот и все, она свое сказала. – Так что отвечайте: какой вид у вас был бы? – продолжала она.

Жербер весь сжался, он не спускал глаз с Франсуазы, и на его лице отразилась настороженность.

– Не то чтобы мне не понравилось, – проговорил он. – Но это вызвало бы у меня большую робость.

Франсуаза перевела дух и сумела мило улыбнуться.

– Искусный ответ, – сказала она, голос ее окреп. – Вы правы, это было бы неестественно и тягостно.

Она протянула руку к фонарю. Надо было как можно скорее погасить свет и погрузиться во тьму; она наверняка расплачется, но по крайней мере избавится от этого наваждения. Все, чего она опасалась, – так это того, что их пробуждение утром будет волнительным.

– Спокойной ночи, – сказала она.

С отчаянным и нерешительным видом Жербер упорно смотрел на нее.

– Я был уверен, что перед отъездом в путешествие вы держали пари с Лабрусом, что я попытаюсь поцеловать вас.

Рука Франсуазы опустилась.

– Я не настолько самоуверенна, – отозвалась она. – Я прекрасно знаю, что вы принимаете меня за мужчину.

– Это неправда, – возразил Жербер. Его порыв вдруг угас, и снова тень сомнения прошла по его лицу. – Меня привело бы в ужас стать в вашей жизни тем же, что такие, как Канзетти, для Лабруса.

Франсуаза заколебалась.

– Вы хотите сказать – иметь со мной отношения, к которым я отнеслась бы с легкостью?

– Да, – согласился Жербер.

– Но я никогда ни к чему не отношусь с легкостью, – возразила Франсуаза.

Жербер с сомнением посмотрел на нее.

– Я думал, что вы это заметили, и это вас забавляло, – сказал он.

– Заметила что?