Жора почесал затылок. Я уловила, что Вера, несмотря на то, что изо всех сил старается выглядеть абсолютно спокойной, на самом деле нервничает. Я подошла к Жоре и шепнула ему на ухо о своих подозрениях. Жора еще раз поскреб затылок.
– А ну-ка, – сказал Жора, – разрешите нам осмотреть ваше жилье.
– Чего тут смотреть, чего тут смотреть? – всполошилась женщина. – Нечего у меня смотреть, все на виду.
– А мы все-таки посмотрим, – Жоре передалось мое беспокойство.
– Безбожники! – закричала Вера. – К одинокой женщине врываетесь, вещи ее осматривать хотите! Управы на вас нету! Вот погодите, настанет судный день – за все грехи ответите! – Вера вытянула вперед костлявый палец и, тыкая в нас, продолжала кричать как безумная:
– И ты, и ты, и ты, – все вы на страшном костре сгорите!
– Господи, как ее в библиотеке держат? – шепнула я Овсянникову.
– Не знаю, – ответил Жора. – Пройди в кухню, посмотри.
Я пробежала в кухню, но ничего, заслуживающего внимания, там не обнаружила. Пошарив по шкафам под дикий вой Веры, вернулась в комнату.
– Ничего, – покачала я головой на молчаливый вопрос Жоры.
– Я и говорю: чего вы у меня найти хотите? Нету у меня ничего.
– Простите, можно у вас водички попить? – сказала я, почувствовав приступ жажды. В углу стоял бак с водой, на его крышке лежала металлическая кружка. Я шагнула к баку и взяла кружку в руки…
– Постойте! – резко вскрикнула Вера. – Я вам другую дам!
– Почему? – удивилась я.
– Это моя. Для гостей другая, – она протянула мне старую чашку с трещиной.
Я попила и подошла к Жоре.
– Она старообрядка, что ли? – шепнула я ему на ухо.
– Не знаю, – отозвался Овсянников. – Похоже на то.
Тут Жора подошел к одной из икон и взял ее в руки.
– Богохульники! – ошалев от такого святотатства, взвыла женщина. – Я на вас жаловаться буду! Вы по какому праву здесь хозяйничаете?
Меня изумило в ее поведении то, что Вера, увидев, как покушаются на ее самое ценное сокровище – икону – не сделала и шагу вперед, чтобы отобрать ее, даже руки не протянула. Она как стояла, так и осталась стоять у шкафа, скрестив на груди руки.
Я непроизвольно шагнула к ней. Вера сжалась и еще сильнее прилипла к шкафу. На миг она замешкалась, но тут же начала снова осыпать нас проклятиями и своеобразными ругательствами. При этом она изо всех сил пыталась загородить шкаф своей задницей.
Жора понял мою мысль, и тоже шагнул в нашу сторону. Вера начала трястись. Жора легонько отодвинул ее локтем и открыл шкаф.
– Чего суетесь, чего суетесь? – заголосила Вера. – К одинокой женщине в шкаф лезут, окаянные! Да что ж это делается, люди добрые?
Вера обвела взглядом присутствующих, но добрых людей среди них, видимо, не обнаружила.
В шкафу Жора тоже не нашел ничего компрометирующего. Он уже собирался отойти от него, но Верины глазки продолжали подозрительно блестеть. И это не давало майору Овсянникову покоя.
– Жора, давай отодвинем шкаф? – предложила я, заметив, как при этом злобно и испуганно сверкнули Верины глазищи.
– Чего двигать, чего двигать? С тех пор, как отец с матерью умерли, никто тут ничего не двигал! Никто меня, бедную, не обижал. Одни вы, святотатцы, пришли бедной женщине причинять беспокойство! Сироту каждый обидеть может! – причитала Вера.
Мне надоел этот бесконечный, действующий на нервы вой, и мне хотелось просто заткнуть кулаком Верин рот.
Вдвоем с Жорой под заунывные Верины причитания мы отодвинули шкаф. С него что-то упало. Я подняла упавший предмет и увидела, что это часы. Я взяла их в руки. Часы были очень красивые, выполненные в стиле ампир. Мне показалось, что они сделаны из золота. По бокам были вылеплены две обнаженные нимфы. Я покрутила часы в руках и поставила на стол.
За шкафом открылась небольшая потайная дверка.
– Вот это да! – присвистнул Жора, смерив Веру победным взглядом. – Ну что, сирота?
– Знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю, как стоял этот шкаф окаянный, так и стоит! Да что ж это делается, прости Господи! – заголосила она.
Жора открыл дверь, и мы прошли в маленький чулан. Он был пуст. Ну, не совсем, конечно, пуст – в углу стояла деревянная лавка. Больше никакой мебели не было. Ничего. И никого.
Чуланчик был совсем почти темным. В нем пахло сыростью. Жоре надоело вглядываться в эту затхлую темень, и он закрыл дверь. Потом задумчиво посмотрел на нас.
– А шкаф кто назад будет ставить? – злорадно спросила Вера.
– Сама поставишь, не надорвешься, – буркнул Жора и, обратившись ко мне и к Коле, сказал:
– Пошли! -
– Я на вас жаловаться буду, христопродавцы! – прошипела вслед Вера, захлопывая дверь.
В машине мы все сперва молчали. Я посмотрела на Кольку. Он был как-то странно задумчив. Я не обратила на это особого внимания, а зря. А может, как раз не зря?
– И все-таки что-то она скрывает! – не выдержал Жора. – Точно вам говорю!
– Да я и сама так думаю, Жор, – вздохнула я. – Но как ее на чистую воду вывести?
– Ладно, подумаем. Может, слежку организуем.
Дома Коля был умненьким-благоразумненьким, послушным и скромным мальчиком, что меня приятно удивило. И даже слегка встревожило. Но я подумала, что он просто устал.